![Désenchantée: [Dé]génération - Алекс Вурхисс](/cover_328975.jpg "Désenchantée: [Dé]génération - Алекс Вурхисс")
первым мужчиной стал сам Чезаре. И остался, как ни странно, единственным, хотя в это практически невозможно было поверить.
Она переключилась на десятый канал, поскольку внезапно почувствовала отвращение к французскому каналу: на TFI шла какая-то передача в стиле «ассорти», где разные обрюзгшие, но молодящиеся эксперты обоего пола обсуждали разные новости – от политики до спорта, от курса евро до сплетен из серии, кто кого трахал. Пьерина хорошо знала этих людей, и знала, что в жизни они еще хуже, чем на экране. Они олицетворяли собой старую Францию, стареющую, но пытающуюся быть модной и современной. И эту Францию Пьерина ненавидела по многим причинам, в частности, от разочарования той дегенерацией, которая случилась с этой некогда романтической страной…
На одиннадцатом был канал Райхскультуры. Пьерина оживилась: культура ее интересовала. Точнее, когда-то интересовала, хотя именно с этой областью были связаны одни из самых неприятных воспоминаний ее жизни…
* * *
…Они должны были жениться в мае две тысячи пятого года. И у Пьерины, и у Чезаре были важные причины спешить. Чезаре, на то время уже капореджиме у дона Контини, чувствовал, что над семьей сгущаются тучи – с одной стороны, правительство Италии пыталось как-то прекратить все нарастающий экспорт зелья через Алжир и Тунис – воротами этого экспорта был Неаполь, а привратниками – семьи каморры. Парадоксально, но семья Контини никогда не была связана с оборотом наркоты, хоть и контролировала часть порта. И это было второй причиной – другие, менее принципиальные семьи, спали и видели, как семью Контини рассаживают по клеткам, а их ленные владения открываются для потоков наркоты, нелегалов и оружия… то есть, денег для тех, кто это крышует.
Семья Контини готовилась воевать на два фронта – против сбиров и против своих. Были подготовлены «лежки» и «фортеции», схроны с оружием и деньгами, даже пути для отступления.
Чезаре ничего не скрывал от Пьерины. В Неаполе омерта всегда была понятием довольно эфемерным, итальянцы юга вообще люди эмоциональные, но если эту эмоциональность возвести в квадрат, получится неаполитанец. Кроме того, Чезаре всегда доверял Пьерине со странной беззаботностью сильного человека. Словно чувствовал, что она никогда не предаст его. Словно мог каким-то телепатическим путем пролезть к ней в душу и прочитать ее скрижали.
– Тут, cazzarolla, ситуация такая, либо ты nella corona, или per buca di culo, с равной вероятностью. Может, я завтра проснусь доном, может, вообще не проснусь, che cazza…
– И чё? – Пьерина, лежавшая в костюме Евы на шикарном персидском ковре с длинным ворсом, который где-то спер Чезаре специально для их забав – непонятно, почему, но юный капореджиме к кроватям любой конструкции относился со стойким предубеждением.
– Подумай, мелкая, – серьезно сказал Чезаре, на котором одежды было не больше, чем на Пьерине, – тебе надо такое счастье? Che cazza, сбиры совсем берега потеряли, и наши друг другу готовы глотки рвать. Сраные бабки, чтоб их…
