Лера увлеклась волонтёрством: в свободное время пропадала в приюте для бездомных животных, варила каши из костей и чернёных жучками круп, что отдавали в качестве пожертвования. А ещё – вычёсывала собачьи колтуны, чистила вольеры и выметала с приютского пола сенную труху, перемешанную с шерстью. Но добросовестная работа вышла ей боком: Лера подцепила коньюктивит – вроде бы, безобидную детскую болезнь, но почему-то с ней пришлось бороться очень долго. Она перепробовала всё: от лекарств и ромашковых примочек, пользу которых хоть как-то можно было объяснить – до ношения на руке дурацкой трёхцветной нитки, пропитанной странно пахнущими маслами. Последнее казалось Лере чем-то средним между шарлатанством и аюрведой. И больше мешало, чем помогало – потому что за нитку цеплялись языками юноши, желавшие поближе познакомиться с симпатичной пианисткой. Льстиво спрашивали:
– Это у вас для красоты?.. Или для чакр?..
– Да вот думаю – наверное, для ума. Если снять, может, его прибавится? – однажды сказала она и сорвала нитку с запястья.
Не то, чтобы ей не хотелось отношений… Просто магии не случалось. Не возникало ощущения, что внутри поднимается волна и несет навстречу человеку, который кажется близким с первой минуты. Будто были уже знакомы когда-то, но жизнь раскидала; а теперь вот встретились, и не просто так – навсегда. И счастье от этого захлёстывало бы, растворяло в себе. Лера думала, что в любви должно быть именно так.
Поэтому в то время как сокурсницы влюблялись по пять раз на дню, она оставалась одна. Нет, нравились некоторые… Один, саксофонист – за то, что играл божественно. Другой, совсем уж далекий от музыки – за острый ум и чувство юмора. Но почему-то те, к кому у нее возникал интерес, предпочитали других. «Значит, просто не моё», – понимала она, и спокойно жила дальше. Занимала себя учёбой, волонтёрством, иногда выбиралась на концерты и выставки. Не избегала общения с сокурсниками, но всё же больше любила одиночество – просто потому, что с детства была самодостаточной. Тем не менее, с соседками по комнате у неё были отличные отношения. И когда началась болезнь, они сочувствовали, пытались помочь. Кстати, ту самую нитку повязала на Лерино запястье одна из подруг.
Примерно полгода Валерия боролась с коньюктивитом, который то обострялся, то затихал. Ей было трудно выносить яркий свет, поэтому она всё чаще надевала солнечные очки. В глазах постоянно ощущалось что-то колкое, чужеродное, и это раздражало. А стоило выйти на улицу в ветреную погоду, или подольше посидеть перед компьютером, вовсю начинали течь слезы. А потом Лера поняла, что зрение ухудшается. Контуры предметов расплывались, цвета тускнели. Всё труднее было различать ноты, и она нервничала, боялась, что зрение не восстановится. Сессию сдала кое-как: вытянула на своей врождённой способности запоминать даже самые сложные мелодии. Помогла и зачётка, в которой за предыдущие четыре курса стояли одни «отлично». К тому же большинство преподавателей прочили Валерии Краузе большое будущее, поэтому на экзаменах к ней особо не придирались.
– Но,
