покидаешь Нью-Форест?
– Может быть. Возможно, это лучший выход.
И она, поцеловав, отпустила его. Что еще ей было поделать? Коль скоро он будет в безопасности, остальное не имеет значения. Но она ощутила глубокое одиночество.
В четверг после дня святого Марка Евангелиста, в двадцать третий год правления короля Эдуарда, то есть промозглым апрельским днем 1295 года, в большом зале королевского особняка в Линдхерсте открылась официальная сессия суда Нью-Фореста.
Это было впечатляющее зрелище. На стенах великолепные занавеси чередовались с рогами огромных оленей-самцов. Над всем главенствовало почерневшее дубовое кресло, водруженное спереди на помост; судья же Фореста блистал зеленой коттой и алым плащом. Ему ассистировали, тоже сидя в дубовых креслах, четыре джентльмена, ведавших делами о королевских лесах, которые выступали магистратами, коронерами и проводили суды низшей инстанции по имущественным вопросам. Присутствовали также лесничие и наемные пастухи, которые отвечали за всю живность, пасшуюся в Форесте. От каждой деревни, или виллы, как их называли, прибыли представители, чтобы предъявить отчет о тех или иных совершенных там преступлениях. Кроме того, суду помогало жюри из двенадцати местных уважаемых джентльменов. Любой человек, обвиненный в тяжком преступлении, по своему выбору мог просить это жюри признать его виновным или невиновным. Король любил жюри и поощрял его деятельность. Многие предпочитали суд жюри, хотя тот не был обязательным.
Нынче явился и приор Бьюли, поскольку аббат все еще отсутствовал, будучи занят королевскими делами. Из соседних графств прибыли два шерифа с молодым Мартеллом и его дружками. Такого сбора не было давно, и зал был битком набит зрителями.
– Слушайте, слушайте, слушайте! – призвал чиновник. – Для всех лиц, имеющих что-либо предъявить, ныне проводится эта судебная сессия.
Предстояло рассмотреть много дел, касающихся обыденных материй. В некоторых случаях речь шла о лесных преступлениях. Все связанные с убитыми оленями дела автоматически передавались в суд Нью-Фореста. То же самое относилось к преступлениям против общественного порядка. Нередко рассматривались и гражданские дела сторон.
Заседание продолжалось все утро. Один малый украл из Нью-Фореста лес. Другой занимался незаконной корчевкой. Один из виллов не доложил о мертвом олене, обнаруженном в его границах. Жизнь в Королевском лесу не особенно изменилась. Но если бы на суде оказался лесник из эпохи Вильгельма Руфуса, он бы отметил одно отличие. Невзирая на то что был установлен нормандский лесной закон с его практикой нанесения увечий и казнями, между монархом и населением Нью-Фореста давно был достигнут компромисс, который действовал даже в самом официальном суде. Никаких увечий. Вешали только самых закоренелых преступников. Наказанием почти за все преступления был штраф. К виновной стороне проявляли милость или взимали пеню. И даже это варьировалось в зависимости от благосостояния преступника. Бедняка, который не мог заплатить шесть пенсов, назначенных в качестве штрафа судом последней инстанции, прощали. Многие
