Карьку плохо и сбежал он. Местные лесники, набранные кто откуда, с Питера, Москвы, Туруханска, махнули рукой – «Ушёл теперь к тувинцам за перевал». Взял кусочек хлеба, как ежедневно прикармливал конька лохматого, да пошёл бродить по узкой долине, расположенной высоко в горах, заросшей мелкой тонкой травой. Долина эта своим аскетизмом и окружением сопок с голыми вершинами так напоминала фантазии о индейцах скалистых гор. Складывались эти фантазии из книг и фильмов, из снов и реальности. Нашёл всё-таки Карьку пасущегося у ключа, там где трава посочнее, приманил, взял под уздцы и привёл на кордон. Никто не верил в такую возможность.
И когда я пил студёную воду из горных ручьёв на другой стороне Западно-Саянского хребта, где он уже сливался с Алтаем и Алатау, тайга была уже местом, чьи законы были изучены. Медведи уже не пугали, рыба в этих мелких ручьях ловилась, а рябчик садился чуть ли ни на голову, когда выводил свистком песню. И был уже не индейцем дикого племени, а траппером бледнолицым, но братом индейцам. И те же навыки управления с лошадью, и те же навыки неслышного хождения по тайге ценились тут выше чего-либо.
А тайга, горы и речки были теми же, что у Фенимора Купера, Сэтен-Томпсона, Федосеева и Шишкова. Улуткиткан и Чингачгук вместе с Юконским вороном незримо присутствовали во всем моих похождениях.
Хрустальные речки. Первая рыбалка
Тис перескакивал по камушкам и разливался на перекатах. Его хрустальные струи бежали издалёка, с таёжного края, где мыли золото. Перед самым Енисеем он разливался плёсом, и цветные камушки на дне играли всеми цветами радуги под ярким летним солнцем. Петров день прошёл, скоро и покос начинать. Дядьку отправили посмотреть вызрели ли травы, как колхозный стан и изба, а мы с средним братом навязались в провожатые. Одноклассник Санькин, тоже Санька с отцом с той же работой. Отцы пошли смотреть все поляны, а мы остались варить чай на берегу возле стана. Тис, покосы по его берегам, кормили колхозное стадо то сеном, а то тут пастбище устраивали, чтоб отдохнула земля. Покос тогда косили на Еловом.
Мне, как самому молодому, самая неблагодарная работа, но и самая лёгкая. Я отправился по воду к Тису, к широкому плёсу перед впадением в реку. Солнышко играла камушками, серебрилась в струях. Загляделся на красоту, зашёл по щиколотку в студёную воду. Чтоб зачерпнуть почище, потянулся подальше с котелком да ухнул в воду по самое горло. Жгучая ледяная вода обдала всё тело. Выкарабкался на берег ошарашенный и засмеялся. Вода была так кристально чиста, что непонятна глубина, камушки рукой достать, вот и не понял, что тут яма.
Взяли с собой и пару «корабликов» попробовать хариуса. На толстой леске поводки с крючками-мошками, штук пять. Отпускаешь кораблик, течение его натягивает по типу воздушного змея, ты только руководишь дальше-ближе. Санька по Енисею пробует, я по Тису.
