style="font-size:15px;"> – In nomine Patris, et Filii et Spiritus Sancti. Amen, – прочитал ксендз, перекрестив Гонсевского. Тот принялся по-латински читать католическую молитву:
Pater noster, qui es in caelis, Sanctificetur nomen Tuum…
Неожиданно Навашинский, не дожидаясь пока Гонсевский дочитает молитву до конца, резко схватил за руку ксендза, оттолкнул его в сторону и, приставив к голове гетмана дуло пистолета, спустил курок. В морозном воздухе сухо прозвучал выстрел, дернулась высоко забритая голова польного гетмана, обдав лицо Навашинского мелкими брызгами крови. Обмякшее тело Гонсевского ничком рухнуло в кучу камней. Тут же в спину упавшего выстрелил другой солдат, выстрелили вновь… Стреляли все, кто стоял вокруг. Не выстрелил лишь Хвелинский, с угрюмым видом отойдя в сторону. Ему, единственному кроме ксендза католику (и кроме уже мертвого Гонсевского), во всем этом «быстром и праведном суде» экзекуция польного гетмана казалась диким варварством, но Хвелинский успокаивал себя тем, что Гонсевский сам виноват и заслужил смерть своими грехами против Отчизны, против шляхты… Впрочем, ротмистр Сорока также не стрелял. Он лишь с ужасом взирал на быструю расправу и думал, что же теперь скажет пану Кмитичу. Почему не смог помешать убить ни в чем не повинного Жаромского? «Хоть назад и не возвращайся!» – в смятение думал Сорока…
Выстрелы отгремели. Толпу конфедератов затянуло пороховым облаком, но ноябрьский ветер вперемешку с мелкими снежинками тут же разогнал дым. Все молча смотрели на окровавленное изрешеченное пулями тело бывшего директора комиссии и польного гетмана, а побледневший, как снег, ксендз, отвернувшись, крестился, читая «Pater noster».
– Тело не хоронить! – сдвинув брови обронил в сторону ксендза Навашинский, утирая платком лицо. – Пусть все видят, что случается с предателями. Даже с такими ясновельможными панами и героями былых битв. Не то сейчас время, чтобы помнить старые заслуги!
Глава 3. Тайные планы
Весть о жестокой расправе над Гонсевским и Жаромским всколыхнула всю Речь Посполитую, затмив другую новость, хорошую – малой ратью Чарнецкого взят с боем город Усвяты, а оборонявшие его московиты перебиты и взяты в плен… Как бы не хотел ротмистр Сорока приносить плохую новость, но пришлось. Впрочем, Кмитич был возмущен не своим подчиненным, а конфедератами. Оршанский князь был просто в шоке. Он никак не ожидал такого вероломства от Хвелинского. Правда, Гонсевского Кмитич жалел в меньшей степени. В его ушах все еще слышался голос покойного Януша Радзивилла, говорившего о том, что слишком уж жаден Гонсевский, и что сей грех его точно погубит. Вот и погубил… Прав был гетман, далеко вперед смотрели его хитрые голубые глаза… Куда как больше жалел Кмитич своего боевого товарища Жаромского.
– Бедный Жаромский, – кручинился князь Орши, – за что такая несправедливость на голову этого героя!? Если бы убили одного Гонсевского, я бы не особо переживал. Сам заслужил, своим темными делишками. Но этот мошенник потащил за собой в пекло и Жаромского!
– Никто не хотел убивать Жаромского, – заикаясь объяснял
