Он вышел на улицу и стал ждать окончания службы. Наконец, когда под руку с отцом панночка направилась к тарантасу, бедняге показалось, будто он вознесся над землей. Федор подумал, что с такой красавицей возможно говорить только на языке поэзии. Он с восхищением взирал на нее и шептал: «Быстра, легка, светла, как месяц серебристый…»
Нельзя сказать, что панна Юлия отличалась какой-то броской красотой. Она была бледна, хрупкого сложения. Не выказывала и каких-то замечательных способностей. Если ее брат все-таки обладал задатками неординарной личности, то панночка, напротив, была существом вялым и даже посредственным. Но странно, за этой посредственностью скрывалось необъяснимое очарование. Панна Юлия была скромна. Федор каким-то чутьем угадал это и тут же признал эту особенность за достоинство. Полюбив, бедняга почувствовал себя счастливейшим из людей. Чувство его быстро вызрело, сделалось как колос перед жатвой. С той поры в его руках стало часто появляться Священное писание, в котором он перечитывал одно особенно впечатлившее его место: «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, – и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя». Когда любимую начинают отождествлять с Богом – это уже серьезно. Для молодого герутевского хозяина панна Юлия стала самым желанным существом в свете. Немудрено поэтому, что он начал появляться в усадьбе, где она жила. Проникал туда тайком, ибо прекрасно понимал: пан Юзеф ни за что не принял бы его. Да и как объяснил бы он свое неожиданное желание бывать у Толочек?
Прошло две недели со дня похорон юного Фердинанда. Все это время Федор не находил себе места. Он мучился желанием увидеть панночку и опять, как в тот день, когда спасал ее, поговорить. Наконец бедняга не выдержал. Оставив хозяйские заботы, казавшиеся ему все последние дни скучными, вскочил на коня и помчался в Вердомичи.
У ворот усадьбы прибывший назвал свое имя. Весть о том, что приехал молодой Коллупайло, понеслась по эстафете к пану. Через некоторое время гостя в сопровождении целого эскорта слуг повели к дворцу.
Федор не надеялся на милость. А потому ужасно обрадовался, когда его пропустили. Двигаясь в окружении слуг по дорожке, он пытался придумать слова, которые могли бы умерить гнев хозяина. Одновременно жаждал повидать предмет своих мечтаний.
Его задумчивость прервали крики. Сначала гость услышал их из глубины панского дома. Но уже скоро они вырвались на улицу. На крыльцо, рассыпая брань, выбежал с багровым лицом пан Юзеф. Дверь за ним с громким стуком захлопнулась, но через мгновение вновь открылась – и из дома выбежали двое слуг. За ними на крыльце появилась встревоженная панна Юлия.
– Тятенька, тятенька! – услышал Федор ее голос.
Вся четверка спешно спустилась с крыльца, направилась навстречу Федору.
Когда пан Толочко вышел на мост, молодой Коллупайло разглядел в его руке саблю. Та сверкала, как маленькая молния. Старик потрясал ею и, задыхаясь, грозно кричал:
