панну Снежану удивили эти слова. Вытаращив глаза, она спросила:
– А ты говорила, что он любит тебя!..
– Любит! Коли б не любил, не ездил бы!.. Да только боюсь, что, женившись, разлюбит, потеряет охоту приезжать!
– Разве может несмышленыш, девочка, превзойти такую жрицу, как ты! Ведь ей еще и девятнадцати нет, от папы-мамы ни на шаг!
– Кто знает, кто знает… Видела я ее. Мордашкой – чистая обезьянка. Да и ужимки такие же: живая, лупоглазенькая. Так и хочется надавить ей на носик пальчиком и так нежно сказать: козюлечка ты моя, не тягайся ты со мной, душечка, а то задавлю ненароком!.. Я бы и не боялась, да уж очень нежны линии ее лица! А ну как князь возьмет да и втюрится по-настоящему! Вот тогда-то мне и конец…
– Едва ли он влюбится, – ответила сестра. – Твой князь – просто расчетливый проходимец! Способен ли он вообще любить?
– Он никогда не встречал препятствий в этом деле. Поэтому если эта мордашка пойдет у него на поводу, то ничего не изменится. Но если она заартачится, то может прибрать его с потрохами!..
– Князя? – панна Снежана рассмеялась. – С этим холодным камнем не совладает и огонь! Не тревожься, сестрица! Все обойдется. Чует мое сердце: потешится с недельку, а потом… вернется к прежней жизни. Что ему симпатичная мордашка! Он взрослый мужчина! Ему нужны удовольствия! Вот увидишь, уже через месяц после свадьбы он разочаруется в этом котенке!
– Твоими бы устами да мед пить, – отозвалась пани Эвелина.
Слова сестры явно приободрили ее. Когда-то настороженно встретив сообщение о сватовстве князя Леона, она только теперь начинала осознавать, что в этом для нее нет особой опасности. Как бы ни хороша собой была соперница, ей все равно недостанет настоящего опыта кокетства, чтобы удержать мужа… Успокоенная, она взяла со стола колокольчик и, по обыкновению настоящих барынь, позвонила. Но, зная строптивость своего надворного, для пущей надежности еще и позвала:
– Степан! Степан! Слуга был где-то рядом, может быть, в сенях, однако понадобилось нескольку минут и повторный звонок, чтобы он наконец-то отреагировал. Сначала послышался скрип хромовых сапог, потом открылась дверь – и в арке перед красавицами предстал невероятный верзила, нечесаный и плохо бритый, вдобавок в засаленной и давно потерявшей свой настоящий цвет рубахе.
– Почему так долго шел? – упреком встретила его пани Эвелина.
Кажется, она умела управлять этим детиной, потому что сразу после ее замечания Степан съежился и что-то пролепетал в оправдание…
– Принеси пару бутылочек, – приказала она. И тут же властно добавила: – И чтобы сам – ни-ни! Степан молча поклонился и вышел.
– Какой-то он у тебя… Как пес уличный, – оценила слугу панна Снежана.
– Какой есть, – отозвалась хозяйка, продолжая всматриваться в свое отражение в зеркале. – Менжинский не спрашивал, когда дарил. Только сказал: «Зато не болтлив!» И точно, от него слова не услышишь. Нормальный!
Наконец,
