тонкие губы, глядит в одну точку перед собой. А вот и Матвей Гордеев, тот самый, который подбивал казаков на бунт, предпочитая «не высовываться» самому. Он не избивал генерала Траубенберга и капитана Дурнова, но высказывал такие речи, от которых кровь закипала в казачьих жилах. По нему видно, что Гордеев удивлен, что стоит здесь, на площади, что не увильнул, прозевал подходящий для того случай. И никак не может себе этого простить.
Из-за плеча выглядывал казак Чумаков. Он как-то сморщился, померк, грустно смотрел на членов комиссии. Интересно, о чем думает этот бунтарь? Оплакивает былую жизнь или со злобой жалеет о том, что не имеет возможности разрубить головы сидящих за столом людей, готовящихся объявить ему и всем остальным казакам заслуженный приговор?
Из второго ряда видно заросшее черной бородой лицо Степана Рукавишникова; он с плохо скрываемой ненавистью косился на охранников из-под насупленных густых бровей. Видимо, жалеет об утраченных степных просторах, о кистене и сабле. Мало кровушки пролил, упырь проклятый…
Пахом Жарков ерзал возле Рукавишникова. Его голова то появлялась, то исчезала за головами казаков переднего ряда. Полубезумный Жарков сегодня юродивым не выглядел. Он словно хотел оттесниться от окружающих его бунтарей, а некуда.
Рядом с ним неистово молился Авдей Горохов. Этот хитрый казак хотел казаться блаженным. Но комиссии доподлинно известна его кровавая роль во время бунта. Так что теперь отвертеться ему не удастся…
Все эти казаки и многие другие, стоявшие с ними рядом, оказались вместе не случайно. Пришло время платить за содеянное.
Полковник Неронов кратко зачитал доклад о ведении следствия, длившегося пять месяцев, и огласил причины, по которым «собраны» на площади у Гостиного двора яицкие казаки. Когда он перешел к заключительной части доклада, над площадью нависла мертвая тишина.
Ровный голос полковника перечислил имена главных мятежников. Толпа зевак заволновалась, ожидая услышать смертный приговор. Но председатель комиссии обманул ожидания всех – как оренбуржцев, так и приготовившихся к самому худшему бунтарей.
– Кирпичников, Гордеев, Чумаков, Рукавишников, Горохов… – Неронов зачитал еще пятнадцать фамилий и посмотрел на членов комиссии, сидевших справа и слева от него: – Подвергнуть наказанию кнутом, по пятьдесят ударов каждому! Затем всех сослать в Сибирь!
Над площадью поднялся гул разочарования. Зевак не удовлетворила мягкость наказания, так как большая их часть желала услышать смертный приговор. Толпа обвиняемых казаков ответила радостными восклицаниями.
Полковник вынужден был прервать свою речь, пока восстановится порядок.
– Ковшов, Коровин, Жарков… – Неронов зачитал чуть больше сотни фамилий. – Забрить в солдаты и отправить на фронт!
Чтение «обвинения» закончилось прощением остальных участвовавших в бунте казаков с условием, что они присягнут на верность государыне.
Незаметно
