эту практику увеличения периодичности и изменить формат, после чего я из «БДГ» ушел.
А Вы были с этим не согласны?
А. В.: Одна из причин, почему надо было расстаться с Марцевым, потому что пропало доверие. Наша дружба испытания деньгами и «славой» не выдержала. Это было большое разочарование. Поэтому и спорить о судьбе газеты уже не хотелось. Тем более что вряд ли бы мы пришли к общему мнению. Петю заинтересовало содержание газеты, а не только ее прибыль, когда его торговая коммерция провалилась. Тогда у него появилась своя «стратегия» развития, он стал представляться «издателем». Вот и возник такой странный план – издавать «БДГ» ежедневно и сделать общественно-политической. Я догадывался о мотивах. Петя решил, что уважение, которым пользовалась «БДГ», можно превратить в рычаг политического влияния. Нравилась ему «политическая хиромантия». Но при этом он почему-то думал, что сохранится и вся рекламная выручка. Но она не могла сохраниться, потому что многие рекламодатели не останутся в издании, которое радикально меняет содержание, аудиторию. Чем острее содержание газеты, тем меньше шансов на рекламу. Во-вторых, в разы вырастут затраты. Значит, вместо прибыли появятся убытки. Ведь нужно увеличивать не только периодичность, но и тираж, ведь нельзя газету такого формата издавать тиражом 20 тысяч. А «БДГ» больший тираж был не нужен, потому что наша аудитория была целевая. Для общественно-политической газеты 20 тысяч – это мизер. 20 тысяч – это же не аудитория избирателей. Это ничто. Тираж должен быть минимум 100–120 тысяч, иначе это будет общественно-политическая газета для политиков. Так оно потом и получилось. Из газеты реклама ушла, расходы выросли, и газета была вынуждена встать в очередь за зарубежным финансированием. И в то время не столько потому, что начались какие-то притеснения со стороны власти, а потому, что ее экономика разрушилась.
Вы сказали, что чем газета острее, тем меньше шансов на рекламу. Похоже, это часть белорусского своеобразия в издательском деле. Во всем мире работают противоположные правила.
А. В.: Так было не всегда. Отрицательный смысл понятие «острота» приобрело тогда, когда политика внутренняя стала ужесточаться, когда даже экономика политизировалась. Лукашенко, когда пришел к власти, сначала держал паузу, он же перед выборами обещал и свободу слова, и рынок. А с года 1995-го начал активно вмешиваться во все. И не только в периодику, в бизнес… Но ведь одно дело – это объективно острая информация, когда газета печатает расследования, становятся известными какие-то скандальные факты, и это вызывает реакцию, потому что затрагивает высоких должностных лиц. У нас же под понятие «острой» стала попадать всякая информация, которая противоречит официальной. В том числе объективная информация об экономике или о политических событиях. Получается, ни о чем нельзя свободно писать, иначе будут проблемы. Когда государство начинает подобным образом контролировать информацию, рекламодатели вдруг ощущают, что они финансируют распространение
