окошечка прорезанного в передней брезентовой стенке закричали, что впереди над просекой что-то заяснело и мы выехали на заросшую травой поляну на берегу тихого озера.
В воду мы заходили по-отрядно, а потом нам кричали выйти на берег, чтоб запустить следующий отряд.
Вода была тёмной, а дно мягковато липким.
Сперва я просто подпрыгивал, стоя по грудь в воде, а потом научился плавать, потому что мне дали надувной резиновый круг и показали как надо грести руками и бить ногами.
Вскоре нас перестали выгонять из воды, я выпустил воздух из спасательного круга, но всё равно сумел проплыть метра два.
Когда в конце дня всем крикнули выходить на берег, потому что уезжаем, я ещё пробултыхался напоследок – убедиться, что умение остаётся при мне и с чувством благодарности выговорил в уме:
– Спасибо тебе, Соминское!
В другой раз нас повезли на озеро Глубоцкое.
Старшеотрядники говорили, что там лучше – есть пляж и дно песчаное.
Ехать туда пришлось ещё дольше, но зато автобусом по ровной дороге и меня не укачивало.
Озеро оказалось просто огромным; говорят, оно соединяется с другими озёрами, по которым ходит катер и где есть Муравьиный остров.
Тот остров так назвали за большие муравьиные кучи – в рост человека, и там когда-то был монастырь и если кто-то из монахов провинится, то его связывали и бросали на какой-нибудь из муравейников; муравьи думали, что это нападение на их город и за сутки от наказанного оставался лишь начисто обглоданный скелет.
Но с места купания никаких катеров и островов видно не было.
А дно и впрямь оказалось песчаным, только по нему надо было долго брести, пока кончится мелководье.
Выбредая обратно, я глубоко порезал ногу на ступне возле пальца.
Кровь шла очень сильно и на берегу мне забинтовали рану; бинт пропитался кровью, но уже не позволял ей вытекать и дальше.
Всех предупредили быть осторожнее, а потом кто-то из взрослых нашёл половину разбитой бутылки в песчаном дне и забросил её подальше к середине озера, однако, меня это не утешило.
На обратном пути я даже начал всхлипывать, что на весь автобусе только у одного меня нога перебинтована и болит, но кто-то из воспитателей резко оборвал меня: «ты парень, или тряпка?» тогда я прекратил скулёж и в дальнейшей жизни стыдился стонать от боли…
Два раза за смену нас возили в баню в соседней деревне.
Первый раз я пропустил – вернулся в палату отряда взять забытое мыло, а когда прибежал к столовой, автобусы и машины уже уехали.
В лагере стало тихо и пусто: только поварихи в столовой да я – делай что хочешь, ходи куда хочешь: можно даже в палатки первоотрядников с четырьмя железными койками на некрашеных досках пола, где по брезентовым стенам играют резные тени листвы ближайших деревьев.
A я почему-то вскарабкался на будку без крыши, но зато с железной бочкой поверх дощатых стен.
