киоск, она купила новый номер американского Vogue. В общежитие светские журналы не допускались, но сумочки девушек не обыскивали:
– Потом спрячу журнал под матрац, – решила Лаура, – Даниэла, наверняка, никогда такого не видела в своей Польше…
Лаура одевалась скромно, однако отец не жалел денег на ее содержание. Она получила свой банковский счет в Coutts & Co. В следующем году, после совершеннолетия, банкиры должны были перевести ей трастовый фонд, основанный отцом после ее рождения:
– Папа обещал мне скутер, тоже к совершеннолетию, – весело подумала Лаура, – он… отец Симон, отлично управляется с мотоциклом. Водить я умею… – тетя Марта и дядя Максим сажали детей за руль в двенадцать лет, – получу итальянские права и буду ездить по Риму… – к восемнадцати годам Лаура надеялась принести монашеские обеты:
– Кармелитки поймут, что я серьезная девушка, и не откажут мне. Даниэла постригается через год… – соседке было двадцать лет:
– Ей засчитали три курса ее университета в Кракове… – Даниэла тоже занималась русским языком, – хотя сейчас ей надо зубрить итальянский и латынь… – Лаура собиралась посвятить себя именно латыни. Профессор в университете Вознесения Святой Девы Марии похвалил ее знания:
– Девушки редко выбирают этот предмет, синьорина, но у вас большие задатки… – он почесал растрепанную, седую шевелюру, – вы сможете изучать историю церкви, как ваш отец, профессор ди Амальфи… – имя Лауры до сих пор открывало многие двери в Риме:
– Мой дед представлял интересы Британии при святом престоле, моя бабушка из аристократической семьи… – остановившись перед кафе, Лаура спрятала журнал на дно сумки, – мне будет легче пробиться на самые верхи Ватикана, оказаться ближе к нему… – она слышала прозвище отца Кардозо:
– О нем говорят, что он станет епископом и кардиналом, – Лаура победно улыбнулась, – а я всегда останусь рядом…
Почти все наряды с фотографий в журнале Лауре не подходили из соображений скромности, однако она отметила по дороге некоторые платья и блузки:
– Отец Симон говорил, что Ева сейчас в городе, пролетом из Африки… – девушка наткнулась на фотографии кузины, снятые на Манхэттене, – такое платье я носить не смогу… – платье едва прикрывало бедра, – но другие мне пойдут. Я бы позвонила ей, но она опять снимается, она занята… – серебряный католический крестик Лауры лежал поверх глухого ворота ее шелковой блузы:
– Он, кстати, не носит распятие… – Лаура заметила на террасе темноволосую голову синьора Ферелли, Микеле, – хотя к мессе он ходит. Его родители много занимаются благотворительностью. Его отец приближен к курии, такое знакомство может пригодиться…
Родственники отца и его первой жены оказались скучнейшими людьми. На обедах Лаура, скрывая зевоту, пыталась поддерживать беседы о виллах на Сардинии и папских приемах. Дома, в Хэмпстеде, она привыкла к другим
