в спальню Бена была закрыта, но полоска света под ней сообщала, что ночник здесь горел ярче. Может быть, ярче, чем все остальные, вместе взятые. Дверь я не открыл. Да пребудут во сне спящие братья.
Забрел в мамину комнату, зная, что спать там не хочу, хотя и понимал, что в ней была единственная свободная кровать.
Втащил рюкзак, который таскал за спиной пять дней, достал из него кроссовки, чистое нижнее белье и грязное, скопившееся за время путешествия.
Я прошел в мамину ванную комнату и, оказавшись внутри, поглядев на огромную ванну на ножках, решил, что погрузиться в воду было как раз тем, что нужно. Поэтому я так и сделал. Ванна была глубокой, а вода – горячей.
Окунул в нее свое усталое тело и улегся на спину, закрыв глаза.
Затих, вздыхая.
Следующее, что я осознал: как вскакиваю в ванне во весь рост, отфыркивая и отплевывая воду из носа и рта. Видимо, сейчас это было чересчур опасным для меня мероприятием. Слишком клонило в сон, чтобы нежиться в ванне.
Вытерся, надел чистые трусы. Хорошо было бы поспать в футболке, только чистой у меня не оказалось. Глубоко вздохнув, я забрался на мамину кровать. Сюда, помню, мне не позволяли залезать. Только с одним исключением: если приснился кошмар.
Молча, про себя, сказал матери, что убежден: это как раз тот самый случай.
13 сентября 2001 года
Два дня спустя после обрушения башен меня в темноте, чуть позже половины шестого утра, подобрала попутка. Я знал, что это 70-е шоссе и я нахожусь западнее Индианаполиса, но не знал, был ли я еще в Индиане или ночью уже успел заехать в Иллинойс.
В темноте многое становится тайным. Может, поэтому людей, боящихся света, столько же, сколько и тех, кто пугается тьмы.
– Обычно я не останавливаюсь, когда голосуют, – сказал водитель, не успел я еще и рта раскрыть. Лет ему было где-то за шестьдесят, волосы, то ли белокурые, то ли седые, то ли то и другое вместе, очень коротко стриженные под старомодный «ежик». На нем была трикотажная кофта самого тревожного оттенка оранжевого цвета. – Но я понимаю, что люди до сих пор мучаются, чтобы добраться домой, возвращаясь из гостей. Ваш случай?
– Так и есть, сэр. Пытаюсь из Нью-Йорка попасть обратно в Канзас на похороны, и билет на самолет заказал, но… ну, вы знаете.
– Тогда давай, залазь, – сказал он.
Какое-то время мы ехали молча. Как долго, сказать трудно. Может быть, минут десять, может, и полчаса. А может, я и вовсе задремал, не заметив.
– В Канзасе где обитаешь? – спросил он вдруг, заставив меня вдрогнуть.
– В Нигдебурге, – ляпнул я, позволив себе расслабиться всего на долю секунды. Забыл, что существуют понятия, предназначенные исключительно для молчаливого хранения в голове. – Извините. Я имел в виду в Ниебурге. Ниебург, штат Канзас.
– Интересно…
– Когда мы были детьми, то всегда звали его Нигдебургом. Понимаете. Ни-е-бург. Нигдебург. Искушение было
