на груди. Мама показала свою новую школу, которая должна была открыться осенью. Ее было видно из окна. Рядом с ней достраивался детский сад.
Из окна было видно и еще одно высокое здание более старой постройки. Дед указал на него.
– Там какой-то большой научный институт находится, – сказал он, – придешь из армии, можешь туда на работу устроиться.
Как в воду глядел. Действительно, именно туда через год вышел на работу Виктор.
А потом, как это бывает при встрече после долгой разлуки даже с очень близкими людьми, разговор иссяк. Дед ушел к себе, в свою однокомнатную квартирку в этом доме, а Виктора мама отправила отдыхать с дороги.
В последующие пару дней Виктор что-то делал по дому, а потом начал маяться от безделья. В один из дней он съездил в гости к полковнику. Тот его приглашал и даже очень настоятельно. Позвонил предварительно, конечно. Тот его встретил, как родного. Посмотрел на медаль, поздравил с наградой, сказал, что по заслугам получена. Потом усадил пить чай, и по ходу разговора оказалось, что полковник, уже и не полковник вовсе, а генерал-майор. И нужен генералу водитель. Виктор согласился.
Когда Виктор вернулся на заставу, на него уже вызов из Москвы пришел. Только с неделю там и пробыл. Дважды за это время ходил в наряд на охрану границы. Как теперь бы сказали, мастер-класс молодым бойцам давал. Скалу, на которой бой принимал, им показывал. Ее теперь на заставе скалой Бранникова называли. Сколько времени это название потом помнили, теперь уже неизвестно.
Еще год прослужил Виктор в Москве. Генерала возил. Водительские права ему быстро оформили. Две недели по городу с инструктором отъездил, а потом экзамен сдал.
Когда подошел срок демобилизации, генерал долго уговаривал Виктора остаться на сверхсрочную службу. Но тут он проявил твердость, отказался. Не по нему была служба в армии. Не давала она чувства самостоятельности, что ли. Хотелось вернуться к железу, к станкам. Но расстались с генералом друзьями. Потом еще не раз встречались, когда генерал просил его в чем-нибудь помочь. А потом и генерал Виктору большую помощь оказал.
Но все это было уже потом, а сейчас Виктор вернулся на гражданку. Интересно, что все Бранниковы, кроме основателя их рода, в следующих поколениях в армии никогда не служили. Никогда не вступали ни в какие партии и кружки. С царизмом не боролись и революцию приняли довольно безразлично: железные дороги революция не отменяла. И они продолжали служить своему делу: железным дорогам, а не партиям или какому-нибудь строю.
Были они по дореволюционной сословной принадлежности разночинцами. Только не надо вспоминать слова Ленина: «Чествуя Герцена, мы ясно видим три класса, три поколения, действующих в русскую революцию…», которые заучивали наизусть в советских школах. Там дальше о разночинцах говорится. Так вот, разночинцы, инженеры, врачи, учителя, люди образованные, разных профессий в массе своей не были революционерами. Они были, прежде всего, специалистами, были нарождающейся
