военврач уже в курсе идеи. Расстраиваюсь, потому что, чем меньше цзы’дарийцев о ней знает, тем лучше. Понимаю, что от Публия нужно свидетельство о смерти, но он мог его выписать, веря, что все по-настоящему.
– Зачем ты впутал его?
– А у кого взять труп женщины, чтобы сжечь в крематории? Объявленная на Совете генералов тройка, моя любовница. Я не могу просто показать урну с твоим прахом, мне никто не поверит.
Резонно. Серьезный подход. Чувствую, церемония погребения пройдет с генеральским размахом.
– Хорошо, я уже иду.
– Отбой.
На улице дождливо. Противная мелкая морось в преддверии затяжных летних ливней, когда небо укрывается плотными слоями облаков, а гром способен оглушать. Волосы намокают и вьются, светлое платье иссечено каплями дождя. Стряхиваю воду с плеч и ныряю в суету холла медцентра. Темно снаружи, горят почти все лампы. Публий встречает у лифта, и лишь в кабине я понимаю зачем. Доступ на верхние этажи ограничен. Там научная лаборатория, стационар и кабинет главы медслужбы.
Лифт останавливается на шестнадцатом этаже, выпуская меня в уже знакомый коридор с фотографиями на стенах и мягкими диванами. Проходим мимо комнаты с медкапсулами, и Публий запускает меня в процедурный кабинет. Успокоившееся сердцебиение снова ускоряется. Медики совершенно особенные цзы’дарийцы. Могут сделать больно сотней разных способов, а на них даже пожаловаться нельзя, не то, что отомстить.
– Зачем я здесь, капитан Назо?
– Наилий помешан на достоверности, – объясняет Публий, доставая из шкафа медицинский кейс, – ему мало, чтобы труп был одной с тобой комплекции. Нужно полное внешнее сходство. Поэтому первое, что от тебя понадобится – слепок лица. По нему изготовят силиконовую маску.
Значит, в саркофаге в белом погребальном платье действительно буду лежать я. Все, кто придет на церемонию высказать Наилию соболезнования, увидят мое лицо, живые цветы в моих волосах, белое кружево на моих руках. И потом меня сожгут в печи крематория. Озноб пробирает от этой мысли.
– А второе?
– Шрамы на руках трупа должны быть точно такими же, как у тебя. Их тоже сделают силиконовыми накладками.
И снова не поспорить. Киваю, соглашаясь, а Публий открывает кейс и собирает из составных частей пугающее устройство. Рукоять и ствол, как у бластера, но там, где должен быть оптический прицел – широкий экран. У военных даже медицинское оборудование с особым оттенком. Один инъекционный пистолет чего стоит.
– Что это? – испуганно спрашиваю я.
– Машинка, – пожимает плечами Публий, – название длинное и скучное, поэтому просто машинка. Она шрамы сводит. Тебя больше нет, Мотылек, и шрамов нет. Иди за ширму, раздевайся.
Иногда мне кажется, что просьбу раздеться я чаще слышу от Публия, чем от Наилия. Я бы не реагировала так остро, не будь между мной и капитаном зеленой привязки. Уже слишком толстой, чтобы ее игнорировать.
