лишь суммарное воспоминание.
Временами деятельность мысли Губаревой ненормально сильно и долго сосредоточивается на нескольких представлениях, которые таким образом почти вполне приобретают характер представлений насильственных (Zwangsvorstellungen). Например, вспомнив о лошади с отрезанным языком, Губарева снова надолго фиксирует в своем представлении это когда-то сильно огорчившее ее происшествие. Приняв в соображение вышесказанное относительно возможности возникновения у Губаревой отрывочных идей бреда, мы нимало не удивимся, что у испытуемой иногда являются на непродолжительное время ложные идеи преследуемости. Так, в больнице Губарева несколько раз, совершенно неожиданно и без малейшего основания, начинала жаловаться, что окружающие больные глумятся над нею, указывают на нее пальцами, называют «арестанткою» и «убийцею». Сюда же от носится наблюдение д-ра Чижа, что «в коробке конфет, принесенной ей родными и обвязанной веревочкой, а не ленточкой, как обыкновенно, Губарева видела и пренебрежение к себе и как бы намек на то, что в ее положении лучше всего удавиться». Наконец, в городском приюте для душевнобольных у Губаревой, непосредственно после истерических припадков, два раза был наблюдаем бессвязный транзиторный бред (delirium hystericum transitorium).
Таким образом, для меня выяснилось, что временами Губарева впадает в чисто болезненные состояния, хотя краткосрочного, но зато полного душевного расстройства. Эти скоротечные состояния, как то: подчинение эпизодически возникающим насильственным и ложным представлениям, неистовство, транзиторный бессвязный бред, преходящие депрессивные и экспансивные состояния, – не производятся у Губаревой лишь одними случайными причинами, а, очевидно, имеют между собою некоторую внутреннюю связь. Однако правильной периодичности или какой-либо законосообразности в их последовательности не существует (разумеется, за исключением того, что в менструальные дни их можно ожидать скорее, чем во всякое другое время). Их появление, нередко связанное со случайными обстоятельствами, возможно только потому, что они суть не что иное, как временные обострения обыкновенного состояния Губаревой, которое, как из вышеизложенного видно, не представляет ни устойчивости нравственного равновесия, ни гармонии между отдельными психическими функциями, а, напротив, характеризуется таким количеством уклонений от нормы для всех сфер душевной деятельности, что тоже должно быть названо состоянием психопатическим. Это постоянное психопатическое состояние Губаревой становится понятным только тогда, если проследить его происхождение.
Главную роль в происхождении психопатического состояния Губаревой играют два момента: наследственность и рахитическое страдание головы, отразившееся в неправильном образовании черепа. Начиная с первых лет жизни Губаревой мы видим, что вследствие неправильной организации нервной системы вообще и головного мозга в частности мозговые функции
