выставить обнаруженные моим исследованием и наблюдением фактические данные отдельно от моих выводов и заключений. Строгое отделение фактов от вытекающих из них медицинских заключений было важно здесь вот в каком отношении: о фактах, раз они надлежащим порядком и достаточно твердо установлены, уже не спорят; на этой почве, если можно было ожидать разноречия в экспертизе, то разве только между мною и д-ром Чижом, ибо из всех врачей, игравших роль в этом процессе, только мы двое, д-р Чиж и я, могли бы сказать: «мы наблюдали Губареву, мы ее действительно исследовали». Но совсем другое дело выводы из фактов; различные мнения здесь, разумеется, возможны, ибо возможны (выражусь снова словами Каспера) разные степени физиолого-психологического и опытного понимания человека. Итак, я готов допустить, что из устанавливаемых мною медицинских фактов могут быть сделаны заключения не такие, какие сделаны мною, но я не допускаю возможности никакого сомнения в правильности констатирования самых фактов. Впрочем, можно и прямо видеть, что моя фантазия не играла здесь никакой роли; в противном случае, факты, устанавливаемые моим исследованием, не находились бы в такой строгой гармонии, с одной стороны, с результатами исследования д-ра Чижа, с другой же стороны, с анамнестическими данными, заключающимися в тех сообщениях, которые даны при предварительном следствии (а впоследствии и перед судом) лицами, близко знающими прежнюю жизнь Губаревой.
В душевной жизни девицы Губаревой я должен был различить ее постоянное или обыкновенное психопатическое состояние от тех состояний полного и, так сказать, острого душевного расстройства, в которые она впадает по временам. Уклонения от нормы, представляемые постоянным состоянием Губаревой, подробно описаны выше; итог же им будет таков: весь строй душевной жизни обвиняемой существенно характеризуется непостоянством, изменчивостью, неустойчивостью, отсутствием внутреннего равновесия, дисгармонией своих отдельных сторон; многие из умственных функций оказываются у Губаревой положительно ослабленными, действование ее нередко является носящим на себе печать импульсивности. Спрашивается теперь, составляет ли это постоянное состояние Губаревой, которое, несомненно, есть состояние психопатическое, определенную форму душевной болезни или же нет?
Спросим себя прежде, что такое значит «определенная форма психического расстройства»?.. Можно ответить: это такая форма, существование которой как отдельного и самостоятельного вида душевного расстройства всеми авторитетными психиатрами без исключения признано. Но существование определенных, в этом смысле, форм психического расстройства предполагает существование определенной и общепринятой, для всех психиатров равно обязательной классификации душевных болезней. Однако такой классификации у психиатров нет; притом в настоящее время, меньше чем когда-либо, можно говорить о какой-либо общепринятой классификации, ибо настоящее время, т. е. 70-е и 80-е
