смехом тешиться! Серьез для вас ношу в разуме. Как понимаете, зачем это позвал вас на пироги?
– Так и понимаем, что воскресный день, – ответил Тихвинцев.
– Нет, Григорий Палыч, для сего завелась у меня другая важная причина. Праздновал, вспрыскивал с вами мою скорую вольность. Бежит ко мне вольность, прописанная на бумаге, от нашего барина из самой Белокаменной.
Раскуривая трубку, Тихон оборвал речь Стратоныча:
– Яснее и покороче сказывай.
– Можно. Слушайте. Весть мне барин по осени подал. Не воротится больше в Екатеринбург. Вдоволь я нагреб ему золота в карманы. Он теперича… тю-тю… Продал барин прииски. Все до единого продал, а мне за верную службу вольность дал.
– Кому продал? – нетерпеливо спросил Тихвинцев.
– Какой прыткий. Так я тебе сразу и скажу. Погоди. Объявится новый хозяин, тогда узнаешь.
– Годить мы не станем. Знаем, кто купил, – прищурившись, безразлично сказал Тихон.
– Хвастаешь? Ничегошеньки-то ты не знаешь про тех, кто купил. Скажу только вам, что промыслы теперича не в православных руках.
– Турки, что ли, купили? – засмеялся Тихвинцев.
– Турки не турки, а вроде их. Да, теперича поживу, а глядишь, годков через пяток сам стану барином.
– Высоко лезешь, не оборвись с гнилого сучка вниз башкой.
– Не беспокойся, Тихон. Новых хозяев так околпачу, что молитвы запоют. Под орех их отфугую.
– Да кто они? – снова настойчиво допытывался Тихвинцев.
– Как кто? Иноземцы.
– Иноземцы?
– У, лысый дьявол, изловил-таки меня на слове. Смотрите у меня оба. Никому ни слова про такое. Коли что – зашибу.
– Обоих зашибешь? – усмехнулся Тихон.
Совсем охмелевший Стратоныч, уставившись на Тихона удивленным взглядом, громко захохотал:
– Господь с тобой, Тихон Петрович, тебя не трону. Одурю иноземцев дураков и стану на промыслах хозяином. Ты мне помоги, Тихон, их округ пальца окрутить. Поможешь?
Тихон стукнул по столу кулаком, отчего его стакан с недопитым чаем опрокинулся и залил чаем скатерть. Вышел из-за стола.
– На кого осерчал, Тихон Петрович? – спросил Стратоныч.
– Всей душой осерчал, что твой барин иноземцам в руки эдакое богатство отдал. Подумать страшно, что деется. Иноземцев к золоту допускают. Раньше от руды отшугивали, а теперь иноземцев кто станет отшугивать от золота и платины?
– А царь на что? – многозначительно спросил Тихвинцев и в ответ услышал хохот Стратоныча:
– Уморил… Царь. Ему нужно наше золото, платина, а зачем знать, кто их намывает.
– Погоди, погоди. Тише про такое, Стратоныч. Упаси Господь, – покраснев от испуга, прошептал Тихвинцев и погрозил смотрителю пальцем.
– Не
