опустился в низкое кожаное кресло возле глобуса. И то и другое – адмиральское наследство. Я деликатно примостился на одной из ступенек стремянки, стоящей у входа.
– И в чем же суть несогласия?
Я глубоко вздохнул. Господи, как мне все это неинтересно!
– Чтобы ответить на этот вопрос, надо хотя бы в самых общих чертах обрисовать взгляды Солженицына и Сахарова на эту проблему.
Я остановился. Леонид молчал, давая понять, что с удовольствием посмотрит, как я буду обрисовывать.
– Александр Исаевич считал, что настало историческое время для великого славянского объединения внутри СССР. Не надо, мол, мешать всяким там прибалтам, кавказцам и среднеазиатам, пусть отделяются, пусть строят свои республики и ханства как у кого получится, а вот русские, белорусы и украинцы должны сплотиться и создать мощное славянское государство.
– Вы считаете, плохая мысль?
– Повторяю, я не считаю ничего. А вот Модест Анатольевич считал эти размышления великого писателя прекраснодушным, историкоромантическим бредом. Он любил повторять, что «о поведении на развалинах СССР даже с эстонцами легче будет договориться о чем-либо, чем с хохлами». Он говорил, что, если у них, у украинцев, будет один способ избежать подчинения Москве перейти в мусульманство, они перейдут.
– Модест Анатольевич любил выражаться броско.
– Что было, то было.
– А о белорусах он что-нибудь говорил?
Я помолчал, честно вспоминая. Сказал от себя.
– Принято, почему-то думать, что с белорусами всегда все просто. Они заранее на все согласны, национальные амбиции у них отсутствуют. Мне так не кажется. Вот, например, если я вам сейчас скажу, что ваша «Папарц кветка» – отвратительное пойло, вы ведь сочтете оскорбленным не свой личный вкус, но свое национальное чувство, правильно?
Леонид вдруг весело рассмеялся.
– Что, не понравилось?
– Гадость, – сказал я со спокойной убежденностью, и на душе у меня стало легче.
– А я вот русскую водку люблю.
– Объективно говоря, русская водка – достижение вершинное в своем виде продуктов. Но, представьте, что вы насильно вливать ее кому-нибудь в глотку? Как бы ни была хороша водка, есть на свете непьющие.
– Понятно, понятно. Модеста Анатольевича способ перепланировки «тюрьмы народов», предложенный Солженицыным, не устроил?
– На этот вопрос не требуется ответа, но требуется комментарий. Я имею в виду выражение «тюрьма народов».
– Это еще про царскую Россию говорили.
– Говорили, правильно. Повторяю, личного мнения у меня на этот счет нет, а вот мнение Модеста Анатольевича я до вашего сведения довести могу.
Леонид расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, как будто от сообщаемых мною сведений ему стало жарко.
– Модест Анатольевич соглашался с таким определением
