с головой все в порядке?
– Психически он нормален, но после контузии у него часто бывают головные боли, припадки. Нервы у него не в порядке.
– Как ты думаешь, – задумчиво спросил Зайцев, – его можно судить, если удастся доказать его виновность?
Я неуверенно пожал плечами.
– А может, вместо колонии его определят в больницу для душевнобольных? Очень просто! Судебно-психиатрическая экспертиза определит, что преступление совершено в невменяемом состоянии и прочая, и прочая… Его, конечно, признают социально опасным и уложат на год-другой в уютную лечебницу, а там подлечат и выпустят. Может такое быть, как по-твоему?
– Вполне может, – подумав, ответил я.
– Поэтому он и спокоен, – заключил Зайцев, – знает, что, если преступление раскроется, это ему ничем серьезным не грозит.
– Может быть, ты и прав, – сказал я, – только все это на него непохоже. И подумай сам, какие у него могли быть счеты с Никитиным? Что им было делить? За что он мог его убить? Нет. Не похоже все это на правду. Знаешь, у меня такое впечатление, что за этим убийством стоят очень серьезные люди, а Власов или использован как пешка, или вообще ни при чем, просто стечение обстоятельств.
– А гильза в колодце? – спросил Зайцев.
– Да в конце концов могли через забор кинуть и нечаянно попасть. А насчет ружья я мог и ошибиться. Я же говорил тебе, что в охотничьих ружьях почти ничего не понимаю. Сроду не был охотником.
Эксперты не обнаружили на гильзе ни одного отпечатка пальцев, а на ружье только старые отпечатки Власова. Эксперт считал, что из этого ружья был произведен выстрел пулей несколько часов назад. Но еще раз повторяю, ни одного свежего отпечатка пальцев вообще. Но и пыли на ружье не было…
Все это казалось мне какой-то неразрешимой головоломкой. Пожалуй, единственное, в чем я не сомневался, – это был сам Егор Егорович. Не мог он совершить убийства. Тем более так продуманно, заботясь о том, чтобы не оставить следов на оружии.
В тот день я решил его больше не допрашивать. Я сказал секретарю, чтобы заготовила повестки для тех двоих, что сегодня утром пили вместе с Власовым, потом наметил для себя еще несколько дел: первое пойти к Никитиной и поговорить с ней, второе – встретиться с Агеевым (как-никак они были друзьями с Никитиным); третье – еще раз поговорить с племянницей Егора Егорыча и, наконец, встретиться с Леной Прудниковой. Свое последнее дело я рассчитывал выполнить уже в свободное от службы время, после работы.
Глава VI
Мое свидание с Никитиной прошло совсем не так, как я ожидал.
Она встретила меня на крыльце небольшого, ладного дома, построенного Никитиным года три или четыре назад в Овражном переулке. Направляясь к ней, я подготовил заранее несколько вопросов. Первый из них и самый, на мой взгляд, щекотливый, я задал сразу, пока мы проходили в комнату:
– Настасья Николаевна, а почему вы не пошли вчера в кино? Почему Владимир Павлович смотрел фильм один? Он разве не приглашал вас?
Она повернула ко мне бледное, иссушенное страшной ночью лицо.
– Почему вы меня об этом спрашиваете? Разве это ему
