мотивы немецкого романтизма, и Жуковский только переносил на русскую почву чужое мировосприятие. Но в реальности сама жизнь диктовала поэту его чувства. Не романтические влияния, а воля Екатерины Афанасьевны сделала невозможным брак Жуковского и Маши, не желание подражать печальным песням немецких романтиков, а подлинная скорбь о ранней потере любимой вдохновляла поэта в его последних стихах, посвященных ей. Так жизнь и поэзия сливаются в одно. Поэт сочувствует романтическому в поэзии, и сама жизнь создает для него романтические положения. Здесь загадка культурных эпох и литературных стилей, которые не есть лишь комбинация определенных идей и художественных средств, но часть скрытого от обычного наблюдателя исторического процесса, в котором стремления и поиски человеческого духа встречаются с тайной судьбы, творимой Богом. Таким образом, и нашему первому романтику дается Промыслом пережить весьма характерные для романтизма жизненные коллизии.
Оказав огромное влияние на читателей начала века и на молодое поколение писателей, Жуковский к началу 1820-х годов отходит в тень своих молодых современников. Но прежде он успевает совершить два важных для истории нашей литературы перевода. Во-первых, это пьеса Шиллера «Орлеанская дева», которая прокладывала путь романтической драме на русской почве. К тому времени русская драматургия продолжала оставаться в плену классицистических норм. Свободная от знаменитых трех единств, многосторонняя и устремленная к изображению подлинных человеческих характеров пьеса Шиллера в прекрасном переводе нашего поэта стала предтечей пушкинского «Бориса Годунова» и других подобного рода произведений, которые не замедлили возникнуть спустя несколько лет после появления на русском языке «Орлеанской девы». В героическом образе Жанны д’Арк Жуковский вслед за Шиллером увидел человеческую личность, способную услышать голос Божий и путем самоотречения исполнить миссию спасения своего народа. Чудесное действие Промысла в истории, вторжение в земную реальность небесных сил – вот что было особенно драгоценно в этой пьесе нашему поэту и многим его читателям. Важно также и то, что Жуковский создает в этом произведении новый драматический язык, свободный от архаической торжественности прежних трагедий, более живой, подвижный и поэтичный. Он избирает и новый размер. Если прежние пьесы писались шестистопным ямбом с парной рифмовкой, то наш поэт использует белый пятистопный ямб, который становится классическим размером для русской стихотворной исторической драматургии. Им написан «Борис Годунов» Пушкина, «Драматическая трилогия» А. К. Толстого, исторические пьесы Островского. Такой размер давал гораздо большую свободу выражения, он позволял приближать язык драмы к обычной речи, создавать впечатление непосредственной беседы и все же сохранял некоторый риторический пафос, характерный для наших исторических пьес.
Другой перевод Жуковского – это «Шильонский узник» Байрона. Он работает
