мог сделать его имя более значимым – по крайней мере, среди так называемой «золотой» молодёжи. В любом случае, выбрав цель, отступать было поздно: его ухаживания за Натальей Николаевной уже успели привлечь всеобщее внимание. По городу поползли компрометирующие чету Пушкиных слухи…
Вот что при возвращении с очередного бала в феврале 1836 года писала в дневнике фрейлина императрицы Мари Мердер[13]:
«В толпе я заметила д’Антеса, но он меня не видел. Возможно, впрочем, что просто ему было не до того. Мне показалось, что глаза его выражали тревогу, – он искал кого-то взглядом и, внезапно устремившийся к одной из дверей, исчез в соседней зале. Через минуту он появился вновь, но уже под руку с г-жою Пушкиной. До моего слуха долетело:
– Уехать – думаете ли вы об этом – я этому не верю – вы этого не намеревались сделать…
Выражение, с которым произнесены эти слова, не оставляло сомнения насчет правильности наблюдений, сделанных мною ранее, – они безумно влюблены друг в друга! Пробыв на балу не более получаса, мы направились к выходу. Барон танцевал мазурку с г-жою Пушкиной. Как счастливы они казались в эту минуту…» [24]
Однако близкие к семье Пушкиных люди воспринимали ухаживания француза не иначе, как волокитство, с её же стороны – нескрываемое кокетство…
Из воспоминаний Н.М. Смирнова[14] (дипломата, мужа «черноокой» А.О. Россет) о Дантесе:
«Он страстно влюбился в госпожу Пушкину… Наталья Николаевна, быть может, немного тронутая сим новым обожанием (невзирая на то, что искренне любила своего мужа до такой степени, что даже была очень ревнива) …или из неосторожного кокетства, принимала волокитство Дантеса с удовольствием…»[25]
Так это было взаимное влечение?..
И всё же Наталья Николаевна ответила французу отказом. Мазурка мазуркой, но супружеский долг превыше всего.
Весной 1836 года встречи Дантеса и Пушкиной, по сути, сведены на нет; причём по причине вполне банальной: Натали была беременна. Однако француз времени зря не терял – тот самый случай, закрой дверь – полезет в окна. Заведя знакомство с молодёжью из так называемого карамзинского кружка (Карамзин, Вяземский, Соллогуб и пр.), Дантес стал завсегдатаем и частым гостем близких друзей поэта – там, где чета Пушкиных бывала чаще всего.
Тем не менее вплоть до осени на любовном фронте Дантеса наступило относительное затишье…
Князь П.А. Вяземский (из «Старой записной книжки»):
«В Москве до 1812 г. не был еще известен обычай разносить перед ужином в чашках бульон, который с французского слова называли consommé[15]. На вечере у Василия Львовича Пушкина, который любил всегда хвастаться нововведениями, разносили гостям такой бульон, по обычаю, который он, вероятно, вывез из Петербурга или из Парижа. Дмитриев[16] отказался от него. Василий
Мердер, Мария Карловна (1815–1870), фрейлина императрицы Александры Фёдоровны. Дочь Карла Карловича Мердера (1788–1834), наставника наследника престола Александра Николаевича.
Смирнов, Николай Михайлович (1808–1870); камер-юнкер, чиновник Министерства иностранных дел. С 1835 по 1837 г. служил при русской миссии в Берлине. Был женат на Смирновой Александре Осиповне (ур. Россет, 1809–1882), фрейлине императрицы Александры Фёдоровны.
Consommé (фр. Con-sommer – долго варить) – крепкий, сильно уваренный осветленный мясной (куриный или говяжий) бульон.
Дмитриев, Иван Иванович (1760–1837); поэт, баснописец, государственный деятель, член Российской академии наук. Дальний родственник Н.М. Карамзина; был близок с Г. Державиным и Д. Фонвизиным. Способствовал поступлению юного Пушкина в Царскосельский лицей. В 1810–1814 гг. – министр юстиции.
