style="font-size:15px;"> – Когда именно? Что означает «давным-давно»?
– «Давным-давно» означает давным-давно, а может быть – сейчас, сегодня. Это не имеет значения. Было время, когда все знали, что охотник – лучший из людей. Сейчас об этом известно далеко не каждому, но есть люди, которые это знают. Я знаю, и ты когда-нибудь узнаешь. Понимаешь, о чем я говорю?
– Скажи мне, это индейцы яки так относятся к охотникам?
– Не обязательно.
– Индейцы пима?
– Не все. Но некоторые – да.
Я назвал еще несколько племен. Мне хотелось привести его к утверждению, что культ охоты является верованием и практикой определенной группы людей. Но он избегал прямого ответа, поэтому я сменил тему:
– Зачем ты со мной все это проделываешь, дон Хуан?
Он снял шляпу и с наигранным недоумением почесал виски.
– Я тобой занимаюсь, – мягко ответил он. – Раньше подобным образом мною занимались другие, а когда-нибудь ты сам кем-то займешься. Скажем так: сейчас – моя очередь. Однажды я обнаружил, что, если я хочу быть охотником, который мог бы уважать себя, мне необходимо изменить свой образ жизни. До этого я все время жаловался и распускал нюни. У меня были веские причины, чтобы чувствовать себя обделенным и обманутым жизнью. Я – индеец, а с индейцами обращаются хуже, чем с собаками. Я не мог этого изменить, и поэтому мне не оставалось ничего, кроме печали. Но удача повернулась ко мне лицом, и однажды в моей жизни появился тот, кто научил меня охотиться. И я осознал, что жизнь, которую я вел, не стоит того, чтобы жить. Поэтому я изменил ее.
– Но моя жизнь меня вполне устраивает, дон Хуан. С какой стати я должен ее изменять?
Он принялся напевать мексиканскую песню, очень мягко, а потом просто замурлыкал мелодию, кивая в такт головой.
– Как ты думаешь, мы с тобой равны? – резко спросил он.
Вопрос застал меня врасплох. В ушах звенело, как будто он громко выкрикнул эти слова, хотя он не кричал. Однако в его голосе был какой-то металлический звук, который завибрировал в моих ушах.
Я почесал мизинцем внутри левого уха. Уши чесались, и в конце концов я принялся ритмично почесывать их мизинцами обеих рук, движения мои при этом скорее напоминали подергивания рук от плеч до кончиков мизинцев.
Дон Хуан с явным удовольствием наблюдал за моими действиями.
– Ну, равны мы? – переспросил он.
Естественно, я оказывал ему некоторое снисхождение. Я относился к нему очень тепло, даже несмотря на то, что порою не знал, что с ним делать. И все же в глубине души я считал – хотя никогда и не говорил об этом вслух, – что я, студент университета, человек из цивилизованного западного мира, стою выше старого индейца.
– Нет, – спокойно сказал он, – мы не равны.
– Ну почему же, равны, – возразил я.
– Нет, – произнес он мягко. – Мы не равны. Я – охотник и воин, а ты – паразит.
У меня отвисла челюсть. Я
