крови на удивление мало, – замечаю я.
– Это мороз, – бормочет Мауритцон, продолжая разглядывать мокрую спину трупа. – Он ускорил отмирание функций организма. – Хмурится. – А вот это уже интересно…
В спине мужчины зияет колотая рана, примерно на уровне сердца.
– Нож? – спрашиваю я.
– Похоже на то.
Мауритцон поворачивается к помощникам:
– Верните его в прежнее положение.
– И позвоните Габриэлю Бирку, – добавляю я.
– Разве у него не выходной? – спрашивает один из молодых людей.
– Официально – да.
– Не может ли это в таком случае подождать до завтра?
Я поднимаю глаза от тела Томаса Хебера на помощника, ощущая очередной приступ тошноты. Пульс учащается. Страх, маленькое гадкое существо, поднявшееся вслед за мной на землю из преисподней, подбирается к самому сердцу.
– А сами-то как думаете? – отвечаю я помощнику. – Нам нужен руководитель следственной группы.
Парень оглядывается на своего товарища:
– Давай.
– Но он просил тебя, – отзывается тот.
– Действуйте…
Я чувствую, как вокруг меня сжимается пространство. Словно дома по периметру внутреннего двора движутся навстречу друг другу, грозя раздавить меня в лепешку.
Помощники вздыхают и удаляются. Мауритцон возвращается к своему обследованию. Из клуба доносится что-то вроде oh, what a laugh it would have been if daddy had seen mommy kissing Santa Claus that night[7], и Мауритцон подпевает без слов.
Вероятно, эти звуки плюс мысли об алкоголе и вызывают у меня новый приступ. Пот хлещет буквально из каждой поры. Я задыхаюсь и спешу – насколько в состоянии перебирать ногами, – прочь от места преступления, в переулок и дальше, на Дёбельнсгатан. Не знаю, как это выглядит со стороны, но я спотыкаюсь и жадно глотаю воздух. В глазах темнеет, и где-то между заградительной линией и трупом я валюсь на стену. Кирпич довольно холодный, но это лучше, чем на землю. Желудок выворачивает наизнанку. К горлу подступают непереваренные остатки хот-дога и кофе. И все это, смешавшись в однородную, дурно пахнущую жижу, вываливается на покрытый ледяной коркой снег с характерным булькающим звуком.
Колени обмякли, и я падаю. Холод быстро проникает сквозь джинсы. Невыносимый запах пота мутит сознание, дрожь накатывает волнами – кажется, жизнь кончена.
– Убийство – серьезное испытание, даже для людей закаленных, – слышу я голос одного из помощников.
Туман прорезает молния фотовспышки.
Я не сплю, просто глаза слезятся. Это все рвота. Голова идет кругом, в горле резь. Желудок…
Держась одной рукой за стену, а другой шаря во внутреннем кармане, я поднимаюсь. Такое со мной уже было, последний раз день или два назад. Неужели с тех пор прошло так много времени? Но мое падение глубже, я медленно опускаюсь внутрь себя.
Нет,
«Вот бы смеху было, если б это видел папа» (
