Вот теперь помолка может считаться состоявшейся, – сказал он.
– А что раньше?
– Я все-таки не был до конца уверен. Теперь же можешь хвастать, говоря всем, что ты – законная невеста барона Экберта де Суарже. А теперь прощай…
С удивлением я наблюдала, как огромный мужской силуэт растворяется в окне. Широко разведя полы все того же черного плаща, он взмахнул ими – и словно взлетел, как птица. Да, я могла и ошибиться, возможно, мужчина просто спрыгнул из подоконника, а плащ своеобразно развеялся. Но было что-то таинственно загадочное в этом движении-полете.
Внезапно я ощутила свою наготу, прохладу ночного воздуха, и кожа моя покрылась мелкими пупырышками. Найдя свою сорочку, я быстро ее одела на себя, сильно сожалея о том, что именно в эту ночь (по причине жаркой удушливости воздуха) не облачилась также и в панталоны, а потом укуталась в одеяло. Но все равно меня знобило. Странное и постыдное чувство бушевало в моей груди, мне хотелось, чтобы мужчина снова возвратился и продолжил свой осмотр, чтобы он сделал со мной что-то подобное – как делал Серж с маменькой, чтобы он навалился на меня…
«Но что за мысли? – я постаралась прийти в себя и вспомнить о добродетели, которой учила меня гувернантка. – Это что же, барон только что совратил меня? Хотя… Вот же, на моем пальце золотое кольцо, а значит, наши отношения законны, и в его власти делать со мною все, что ему заблагорассудится. Ан нет! Ведь мужчина и женщина могут считаться одним целым разве только после свадьбы, после того, как священник прочитает над ними венчающие молитвы. И я ведь еще как бы девушка, не принадлежащая ему… Или это был только сон? Нет, где бы я взяла кольцо?»
А потом, вспомнив, что моя спальня находится на втором этаже, я встала и побрела к окну. К моему удивлению, ставни были закрыты, а в таком случае, как же барон Экберт попал в мою комнату, что – разве он просочился сквозь стекло?
И лишь только я легла в кровать, мое тело снова наполнилось томлением, мне нестерпимо захотелось погладить свою грудь… Поэтому, отбросив всякий стыд, я сделала то, чего мне хотелось больше всего – запустив руку между бедер, я накрыла ладонью нежные складочки, погрузив средний палец во влажные глубины, немного пошевелив им там, и сразу же стало немного легче. Так, с рукой, лежащей между ног, я и уснула. И снились мне ужасно постыдные сны, в которых барон Экберт де Суарже задирал на мне юбки и, словно Серж, тогда, в беседке, в годовщину по смерти папеньки, ласкал меня ТАМ, дотрагиваясь раздвоенным языком до особенного места, возрождающего всю мою женскую сущность и пробуждающего все тело. Это он, а не средний палец, копошился во вязкой влажности моего цветка, пробираясь все глубже вовнутрь, слово шмель, решивший оплодотворить его. И я тихонько постанывала, сжимая бедра и ягодицы, после чего чувствовала яркие вспышки света, просыпалась. Потом, разметавшись по кровати и закусывая до крови губы, старалась прийти в себя и успокоить разгорячённое тело, чтобы, наконец, хоть немного прийти в себя, забыться.
Утро я встретила с тяжелой головой.
