музыки, чтобы каждый смог узнать, как боль может вызвать любовь к неким тактильным ощущениям, когда твою кожу пронзает холодный острый предмет, сострадание к человеку, который тебя приковал к креслу, приготовившись увидеть страх в глазах… а, вместо этого – удовлетворение. Они-то знали (Манкурты), что путь освобождения раба пролегает через жизнь своего хозяина и, чтобы родиться заново, человеком, нужно убить его, переступить через тело и пойти по пустыне новой жизни. Но каждый раб не только ненавидит своего хозяина, он боится свободы, не знает, как жить и страх будущего, узнать, что жизнь бесполезна, подстёгивает к вере в то, что только хозяин знает, как тебе угодить, от опасного и порочного, но свободного, мира защитить. И за это ему он должен служить.
Но она слишком увлеклась их творчеством. Попутала реальность с хорошо оформленной художественной идеей, что реализована в фото буклетах, в сценах пыток и казни над телом… Всего лишь их фантазии. Но за кулисами, когда увидела, что они – обычные люди, как актёры, а весь антураж – муляжи на студии, разочаровалась в смысле таких идей. Но сама подсела на это. Она не успела опомниться, как художественность жанра и весь философский посыл стёрлись под давлением желания получить быстрое удовлетворение, провести обычное животное совокупление.
Как актёра зрелищных сцен, опытные люди, быстро взяли, в оборот. Но там был не художественный фильм, не «Пила-7» или восемь, где перед камерами нужно играть удовлетворение и изображать податливость, симулировать боль или безразличие, – друг, засверкали тонкие иглы, показались ладони, в медицинских перчатках, лица в масках, и она поняла, что почувствует настоящую боль.
Тогда, в 17 лет она убежала, долго пыталась карабкаться, чтобы влезть на вершину славы, доказывая, что секс и порно – это разные вещи, и первое требует любви, настоящих чувств, а второе – океан разврата, как плод больной фантазии. Но её образ, такой себе развратной девицы, кто исполнит любые желания, был принят за реальное её лицо, а зачатки актёрского мастерства не нашли своего применения в настоящем искусстве.
И, почти за десять лет, она осознала лишь одно: невозможно боль любить, если тебе она внутренне противна. Если ты не мазохист, её можно проглотить, притупить, усмирить и перетерпеть. Но не полюбить.
До дома осталось всего-ничего – нырнуть в дворик по правую руку, с двумя домами, отвернувшиеся, невежественно, дворами к авеню, с крышей из четырёх пирамид. Улица сворачивала, плавно, в другую сторону, а сами домики – как большие близнецы, выстроились в шахматном порядке, где в свободных клетках расположились площадки с зелёным покрытием. Ей же – миновать те два домика, чьи окна брезгливо смотрели во двор, пролезть в дыру забора-сетки, покинуть атмосферу напыщенности богатого двора и окунуться в стихию замкнутых сооружений.
Но, вдруг, ей расхотелось переться домой, просидеть два часа и, стащив гаджет Элис, зайти в режиме «Инкогнито». Пробежаться, мигом, по порно сайтам, чтобы ознакомиться с партнёрским соглашением. И, как это бывало: забудет снова обновить кэш, вытрусить
