и тактом они не отличались, но то, что устроил Громада Шнуркову, не лезло ни в какие ворота.
С уходом Тумашевского в «штаб-квартире» установилась тишина: молчал Силин, улегся на кровать и задымил своей «примой» Шнурков, сел за стол я, бесшумной тенью заметался по комнате Гребешков – все переваривали случившееся и примеривали на себя его возможные последствия.
Мне строптивость ротного ставила крест на поездке в Черноводск. С первого дня службы командование части в лице «большой тройки»: командира отряда – «бати», его заместителя по политчасти – «большого замполита» и начальника штаба, которого все звали коротко, по-военному, «энша», внедряли в мое сознание одну фундаментальную истину: воскресенье – день политработника. Из этого должна была вытекать другая истина – выходные замполиту положены в будние дни, но… логика командования имела свои законы, и получить выходной в рабочие дни было так же сложно, как и в воскресенье. То нужно срочно оформлять ленкомнату (чтобы она соответствовала последним указаниям политотдела), то готовить очередное мероприятие с личным составом, то «дыру» на производстве заткнуть, то загулявшего ротного подменить, то на дежурство по части заступить взамен «без вести пропавшего» кадрового офицера… да мало ли как можно использовать замполита-двухгодичника в обычный день, тем более, он всегда под рукой, живет в вагончике при части.
«На гражданке отдохнешь, – говорил мне “энша” – майор Балаян, ему, хихикая, вторили подпевалы: зам по тылу майор Машинович, имевший “в миру” прозвище “Молодой человек”, и командир четвертой роты, любимец “большой тройки” старший лейтенант Крон – офицер настолько правильный, что даже не имел прозвища. – Не на двадцать пять призвался, – продолжал Балаян, – да и какие у тебя могут быть дела вне части, все твои дела здесь». – При этом он не спеша расчесывал пластмассовой расческой свои усы и волосы, поглядывая в маленькое зеркальце, которое всегда носил с собой. В свои сорок пять «энша» был вполне доволен жизнью и положением второго человека в отряде. Первым, как ни странно, был «большой замполит» – капитан Шабанов. Командир части подполковник Трубин в «большой тройке» занимал место почетного члена: отслужив в армии тридцать пять лет, он много времени проводил в госпиталях, отпусках, в верхах, в части появлялся редко, поговаривали, что он вот-вот уйдет на пенсию, «вот-вот» длилось уже пять лет.
Шнурков, зная об этих разговорах, меня успокаивал:
– Не бери в голову, комиссар, уедем в командировку – там мы сами себе хозяева, домой смотаешься на те выходные, что не использовал.
Обещание ротного позволяло мне «стойко переносить тяготы и лишения воинской службы», предвкушая шестидневное пребывание дома: два выходных я все-таки вырвал и потратил на поездку в Н-ск, где в областной молодежной газете ждал меня неполученный перевод на тринадцать рублей, мой последний гонорар.
И вот все рушилось: ротный будет сидеть на «губе», а я замещать его здесь, хотя… у меня теплилась надежда, что весь этот спектакль
