топал по мосткам. Этакий хлипкий тротуар в две дощечки, пробитый на полусгнивших осклизлых столбцах сантиметрах в тридцати над уровнем ряски и уходящий куда-то в глубь болота. Мостки тонули в серой дымке, вечно парящей над болотом, и потому со стороны не были видны даже с расстояния в пару десятков метров.
Ступив на ненадежные дощечки, пропитанные влагой, «хищник» заметно сбавил темп и теперь двигался с крайней осторожностью, прощупывая плененной капканом ногой каждые полметра, прежде чем ступить.
– Прогулка по болоту в наши планы не входит, – процедил сквозь зубы молодой человек, поудобнее устраиваясь на мостках для стрельбы с колена и целясь в спину уходящей жертве. – Вот же негодяй! Все испортил…
Стрелять, однако, не пришлось. Очередная доска, на которую тяжело ступил «хищник», с сырым треском лопнула: болотная жижа радостно ухнула, принимая два обрушившихся в нее тела, и коричнево запузырилась вокруг, быстро засасывая свою добычу. В последний момент «хищник» успел левой рукой ухватиться за оставшуюся доску, правой поймал под грудь своего контуженного товарища и затих, давя преследователя свинцовым взглядом.
– Ох-хо-хо-хо! – с невыразимым торжеством в голосе продекламировал «охотник», осторожно приближаясь и усаживаясь на мостках метрах в трех от «зависшего» «хищника». – Вот это подарок! Значит, есть нечто… нечто такое… Свыше, как говорится. Вот теперь совсем другое дело. Теперь мы с тобой поболтаем…
Глава 1
Ветераны. Такая вот собачья жизнь…
Есть такие вредоносные особи, которые любят поизмываться над спящим. Как правило, это душевно ущербные, завистливые гаденыши с латентным комплексом садизма. Им страшно обидно, что в то время, как они вынуждены бодрствовать, другие блаженствуют в царстве Морфея. Им, видите ли, доставляет удовольствие, когда человек, раздражаемый каким-нибудь пакостным способом, резко пробуждается ото сна и некоторое время имеет чрезвычайно глупый вид, не в силах понять, что же, собственно, с ним происходит. Им хочется показать окружающим – а деяния свои, за редким исключением, они творят при наличии некоторой аудитории, – что внеурочно разбуженный член коллектива – просто конченый лопух, об которого можно запросто поточить свои дрянненькие амбиции.
С такими вместилищами порока Григорий Васильевич Толхаев всегда целенаправленно боролся. На заре своей богатой событиями жизни ему приходилось довольно часто бывать в однотонном мужском коллективе, в котором, как правило, обязательно находились такие вот латентные садисты-злопыхатели. Системной борьбе с ними Григория Васильевича обучил один замечательный оболтус – вечно пьяный по причине хронической грусти подполковник Васильев (для своих – Глебыч), когда Гриша, будучи молодым военным хирургом, угодил по распределению на эвакопункт в Афганистане.
– Есть такая отрасль криминалистики – виктимология, – сказал Глебыч, когда Толхаев, проживавший
