перед собой жирную морду начпрода полка, несолидно застывшую с разинутым от неожиданности ртом. Остальные офицеры, присутствовавшие в модуле, лежали на своих кроватях и лениво наблюдали за представлением.
– Побаловались – и будя, – все так же улыбаясь, заявил Гриша и, ловко вырвав бутылку из руки издевателя, с размаху разбил ее об его голову. Нормально получилось, как в кино: звон осколков, дружный вздох удивления…
– Ап… Ап… – широко разевая рот, сказал жирный старлей, по щекам которого стекали струйки воды и крови. – Ты… ты…
– Я, ребята, устал сильно и хочу отдохнуть. Пока вы тут ночью водку жрали и в секу резались, я пятерых хлопцев с того света вытащил, – сообщил Толхаев, демонстративно зевая, чтобы заглушить бившую его нервную дрожь. И, укладываясь поудобнее, буднично добавил: – Еще кто так вот пошутит – башку прострелю…
…В этот раз Григорию Васильевичу показалось, что какой-то недобитый вражина опять гнусно шутит с ним, воспользовавшись беспомощным состоянием спящего. Кто-то щекотал ноздри соломкой и при этом надсадно сопел и чмокал от предвкушаемого удовольствия. Данный факт бывшего хирурга страшно удивил даже во сне: это что еще за ретро?! Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой!..
Когда щекотание в ноздрях достигло критической точки, Толхаев яростно чихнул, проснулся и с ходу принялся шарить вокруг рукой, намереваясь схватить супостата за патлы и с размаху треснуть передней частью черепа обо что-нибудь твердое.
Супостат, однако, отсутствовал. Григорий Васильевич с удивлением осмотрелся, пытаясь вспомнить, где он находится. Оказывается, все это время он спал, сидя за большим деревянным столом из необструганных досок. Стол стоял посреди просторной комнаты с бревенчатыми прокопченными стенами. Из предметов интерьера, помимо стола, присутствовали три табурета, два топчана, на которых в настоящий момент кто-то спал – из-под курток вытарчивали ноги в ботинках, – и какая-то бутылка в углу на штативе, совсем не вписывающаяся в окружающий ландшафт.
Тот, что спал на топчане в углу, невнятно стонал с подхрипом и периодически чмокал. А из оконца рубленого, за которым моталась на ласковом ветерке здоровенная хвойная лапа, в стол вонзался боевым лазером игольчатый солнечный лучик. Аккурат в то место, где только что покоилась тяжелая голова Григория Васильевича.
– А-а-а! – просипел Толхаев и, откашлявшись, погрозил пальцем лучу. – От я те, баловник…
На столе в живописном беспорядке были разбросаны продукты: сырокопченая колбаса, буженина, ветчина в жестяных коробках, две пустых баночки из-под черной икры, чипсы, хлеб «Бородинский», сыр «Голландский» и еще какие-то заедки. А по центру стояли четыре бутылки: две пол-литровые пустые из-под водки «Флагман», и две – из-под текилы. Вернее – одна совсем пустая, в другой – жидкости на четверть.
– А-а-а! – хрипло сказал Григорий Васильевич, фокусируя
