Будто есть Ивану до этого хоть какое-то дело. Тобольцев сердито взбил кулаком подушку, словно наказывая ее за что-то. И – наверное, это помогло. Через минуту уже спал. Без сновидений.
Проснулся он рано и сам. Неудивительно в целом. Во сколько он вчера спать лег? Часов в десять? Тобольцев не смог вспомнить, когда в последний раз ложился в такую рань. Иван был типичной «совой». Но сейчас «сова» проснулась ни свет ни заря. Запястье к глазам. Восемь утра, неслыханное дело. Иван потянулся и констатировал удивительный факт: он выспался. И жрать хочет смертельно. Но это-то как раз неудивительно.
Десять минут на утренние гигиенические процедуры. Без зазрения совести, как и накануне, воспользовался зубной пастой – щетка имелась в рюкзаке своя. В путешествии Иван вообще понял, что без презервативов – читай, без секса – он прожить в долгой дороге может. А с нечищеными зубами – нет. Спасибо, мамочка.
Из спальни не доносилось ни звука – как и вчера вечером. Ой, да и ладно. Тобольцев самостоятельный и не гордый. И сам себе завтрак сделает. И даже тебе, Дунечка. Ты бутерброды ешь? Тобольцев с утра мог съесть все. И вообще, человек, испивший хоть раз в жизни смесь свежесцеженного овечьего молока напополам со свежесцеженной же и овечьей же кровью из тыквенного сосуда, не может уже быть привередлив в еде. Так, где там у нас ножи?
В окно ярко светило солнце, Иван прихлебывал из чашки кофе с молоком. Предпочитал обычно черный, но сейчас так хотелось кофе, а ждать, пока остынет, – ну никак, поэтому остудил слегка молоком. Прихлебывал, жмурясь на солнце, и резал колбасу. И собственный палец.
– Твою налево! – от неожиданности кофе щедро плеснул на многострадальные джинсы. Указательный палец тут же щедро засочился кровью. Обильно так. Уже с пяток капель на чистой поверхности кухонного стола.
– Придурок криворукий! – обозвал себя Иван и сунул палец в рот. Вот вам и молоко с кровью. И еще кофе в довесок. Спустя минуту вытащил палец изо рта. Кровоточит так же сильно. Нет, все-таки надо бинтовать.
У двери в спальню призадумался ненадолго. А потом свободной рукой – три быстрых, три с паузами, три быстрых.
– Mayday, mayday!
Своим английским Иван по праву гордился. Выдрессировали в школе, и богатая разговорная практика. Но за дверью его не поняли. Или не услышали.
– Кушать подано! – Иван повысил голос. – Садитесь жрать, пожалуйста.
Только тут он сообразил, что говорит невнятно. Из-за засунутого за щеку кровоточащего указательного. Вынул палец изо рта.
– Дульсинея, вставай! Твой Дон Кихот себе палец отрезал.
Дверь наконец-то открылась, явив сонную хозяйку квартиры. Аккуратно уложенные еще вчера темные волосы в беспорядке покрывали плечи. Плечи, которые обтягивала тонкая голубая ткань. И такого же точно цвета виднелось кружево в вырезе… Чего? Ночнушки? Нет, ночнушка была у бабули – такая теплая, фланелевая, белая в зеленый горошек, до пола. На
