Манечка, люди. Люди у нас совсем ведь другие. Не то, что в Москве. Подумай, дочка, ведь всем бы легче стало. Ты бы с Захаром еще ребеночка родила, или двух…
Казалось бы, отличная идея, но Мария почему-то упорно, необъяснимо отказывалась. Она явно удовольствие получала от измывательств над мальчиком. Мария была резка с ним, несправедлива, часто поднимала руку и орала обидные, стыдные вещи. Никогда не хвалила ребенка, не ласкала его, лишь отталкивала и бранила. Бранислава снова и снова возвращалась к теме переезда, но неизменно получала отказ. Душа ее была не на месте, сердце тревожно ныло, но не могла же она силой отобрать ребенка у дочери. Мария же оставалась непреклонна:
– Будет гаденыш со мной расти, на глазах! Все, мать, не дави! – отрезала Мария.
– Что же ты делаешь, Маша?! Что делаешь?! – тяжело вздохнула Бранислава, украдкой вытирая слезы.
Арсений, в разговоры и выяснения не вмешивался. С малолетства он привык абстрагироваться, уноситься подальше от всего того, что происходило за стенкой. Чаще всего это удавалось ему с помощью музыки. Несколько лет назад Захар отдал Арсюше свой плеер, с тех пор мальчик использовал его каждый раз, когда температура в доме поднималась. Вставив наушники, он слушал органные концерты Баха, симфонии Бетховена, Вивальди и Моцарта. Непостижимым, волшебным образом, музыка лечила, зализывала раны. Пусть ненадолго, но она уносила его в волшебные, фантастические миры. Впервые Арсений услышал Баха по радио. Будучи совсем еще крохой, он внимательно слушал, завороженный, потрясенный глубиной и величием МУЗЫКИ. Став старше, Арсений самостоятельно подобрал для себя репертуар как классической, так и современной музыки. Именно музыка стала ему лучшим другом и помощником. Слушая, он словно бы очищался, исповедовался, освобождал душу от грязи.
Что касается Захара, то тот боялся гнева супруги, ее вспышек ярости, боялся, что однажды она уйдет и потому на многое закрывал глаза:
– Мальчик-то не мой, – думал он малодушно, – как ни крути, а не мой. А Манечка мать, ей виднее.
Захар прекрасно видел, ЧТО Маша творит с сыном, но был с ним строг, в отличие от тещи не старался компенсировать отсутствие материнской любви. Где-то в глубинах души, он подленько радовался, ликовал. Нелюбовь жены, по его мнению, говорила о том, что великая страсть к Аркадию если не умерла, то приобрела совершенно иной, противоположный оттенок. Так ему хотелось думать, и он так думал. Захар любил Марию и страдал, страдал потому что знал – она не смогла забыть своего Аркадия, так пусть хоть не любит его больше. Захар с отвращением представлял, как было бы ужасно, если бы Маня обожала сына, лелеяла бы его именно потому, что он так немыслимо похож на подонка отца. Да и как тут забудешь!? Маленькая копия Аркаши смотрела ежедневно синими-синими глазами. Иной раз Захар ловил себя на том, что испытывает к приемному сыну неприязнь. Пока Мария крутила роман с мужчиной своей мечты, Захар ревновал, но терпеливо дожидался, однако видеть соперника изо дня в день оказалось выше его сил. Они никогда не говорили об этом, но Аркадий
