но не было слышно, что. Потом донесся его возглас: «Он за дом, что ли?! В сад умотал, придурок!»
Бершин постоял в нерешительности, потом залез в машину.
Купился, замирая, думал я. Купился, горилла! Будда, может быть, и не дурак, но Санчо-то полный даун, профессиональный. Только бы успеть отъехать, пока до этих скотов дойдет!
– За кем он там бегает? – под нос пробурчал Бершин, заводя двигатель.
Пока машина выезжала со двора, я лежал ни жив, ни мертв, в любую секунду ожидая звонка или кинувшегося на капот Санчо с пистолетом. Но ничего этого не случилось. Машина потряслась несколько минут по кочкам и выехала на шоссе. Бершин набирал скорость и увозил меня от расправы все дальше и дальше, а я лежал и улыбался во всю рожу. Наверное, это была самая глупая улыбка во Вселенной.
2
Не знаю, сколько прошло времени. Мы мчали по трассе, я лежал на полу, глядя на серую обшивку салона, в машине играла музыка. Бершин закурил сигариллу, распространяя запах вишни.
Эйфория от того, что я остался живой, быстро выветрилась. Инстинкт самосохранения уступил место мышлению, и оказалось, что вопросов целая куча. Куда меня может привезти этот Бершин, и как мне от него слинять? А ведь еще нужно было подумать, что делать, когда я окажусь в Москве. Домой не сунешься – гоблины Будды будут у хаты раньше меня. Значит, надо залегать на дно там, где им и в голову не придет меня искать. А что еще может прийти в их гоблиньи головы? И сколько времени пережидать, пока Будда успокоится? Или найдутся свидетели, которые подтвердят, что я – не верблюд. Неделю, год, вечность?
«Бэха» вдруг стала сбавлять скорость и, съехав к обочине, встала. На мгновение в салоне повисла гробовая тишина, изредка прерываемая жужжанием проносившихся за стеклом автомобилей. Что это? ГИБДД? Заправка? Бершин захотел отлить? Я почти перестал дышать. Поэтому, когда надо мной возникло лицо Бершина, я даже вскрикнул от неожиданности.
Бершин ухмыльнулся.
– Какие мы напуганные.
Лицо его было абсолютно спокойно. Волевое, выбритое лицо какого-нибудь бывшего майора чего-нибудь там со звездочками. Было ему лет сорок пять. Он скользнул холодным взглядом по мне и произнес:
– Дыши, дыши, студент. И сядь уже.
Я поднялся и сел на заднее сиденье. Все внутри дрожало.
– Я тебя сразу просек, – сказал Бершин и, поймав мой затравленный взгляд, пояснил: – У задней двери следы на камнях были. У меня глаз наметанный.
Я стал лихорадочно соображать, что у этого чувака на уме. Судорожно осмотрелся – машина стояла, прижавшись к обочине.
– Если захочешь сигануть – забей, – сказал Бершин. – У меня в бардачке ствол. И стреляю я отлично. Поверишь на слово?
Я вздохнул и кивнул. Откинулся на спинку. Бершин бросил брезгливый взгляд на мою футболку в пятнах крови.
– Значит,
