не проявляла – но это вообще ей не было свойственно. Солидная пожилая дама с крошечными ножками и задом, но при этом с большим округлым животом, она славилась своей невозмутимостью и служила посредником между нами и коренным населением. Технически, в ее обязанности входило помогать нам ухаживать за детьми, но она редко снисходила хотя бы до смены пеленок. Когда доходило до бесед с неразумными мамашами, ей, однако, не было цены; не представляю, что мы бы делали без нее. В данном случае она говорила, что мать ребенка вернется, правда, не уточняя, когда.
Мать и правда вернулась – и привела с собой «нгангкари», шамана из своего племени. Они вместе побывали в каком-то потаенном месте, где откопали из земли ее плаценту и принесли в больницу кусочек пуповины малыша, замотанный в тряпицу. Шаман приколол его к белой рубашечке, в которую мы одели ребенка, и сотрудница по связям сказала, что теперь все будет хорошо. Мне в это как-то плохо верилось, однако в больнице неоднократно происходили вещи, которые я никак не могла объяснить. Мы уговаривали мать повременить с выпиской хоть пару дней, просто на всякий случай, но внезапные остановки дыхания у малыша в одночасье пропали, и наши врачи понятия не имели, почему. Еще два-три раза я носила его на руках, но больше он синюшным не становился.
Сотрудники по связям с аборигенами во взрослом отделении больницы Элис-Спрингс считали своей обязанностью поддерживать на стабильном уровне запасы питури – местной разновидности жевательного табака, содержащего вещества, близкие к никотину, – на случай абстиненции у пациентов. Когда однажды этот уровень угрожающе упал, та самая дама из педиатрии предложила мне вместе прокатиться туда, где питури растет. Она знала, что меня интересует ее культура, потому что я задавала массу вопросов. Я страшно обрадовалась такой удаче и даже уговорила мою приятельницу Антею поехать с нами.
Дама из отделения жила в домике из пеноблоков в аборигенном поселке, который находился от Элис в получасе езды. Мы с Антеей собрали еду для пикника и выехали пораньше, зная, что к полудню жара станет нестерпимой. Увидев нас в окно, дама вышла из двери в сопровождении двух молоденьких племянниц, и все трое взгромоздились в мою двухдверную «Ферозу», так что мы впятером оказались стиснутыми на одном длинном сиденье, щедро заливаемом горячим утренним солнцем.
Ехали мы куда дольше, чем предполагалось. Шоссе, совершенно прямое, упиралось куда-то в горизонт, такой широкий, что видно было, как закругляется земля. Внезапно, непонятно откуда, на дорогу выскочила игуана. Я вывернула руль, чтобы ее не задеть, но наша дама возмущенно вскрикнула и отвесила мне подзатыльник, приказывая остановиться, так что я ударила по тормозам. Не дожидаясь, пока машина встанет, она перебралась через меня и кинулась в буш, следом за игуаной. В больнице дама передвигалась не быстрей улитки, так что я была здорово удивлена. К несчастью, нагнать добычу ей не удалось. Босоногая и с пустыми руками, она вышла из кустов, осыпая меня проклятиями.
