звучать, но музыкантов нет. Мы видим покинутые инструменты.
Опершись о стенку, задумчиво стоит виолончель; в раскрытых футлярах, прижимая к груди смычки, лежат скрипки; надувшись от обиды, повисла на спине стула важная труба; а рядом, свесив палочки, сидит барабан, на котором белеют пудреница и зеркальце, забытые хозяйкой.
По-прежнему звучит вальс, но никто не танцует: зал пуст, только вдоль стен бесконечная шеренга разноцветных нарядных туфелек. На том месте, где недавно стояла такая же бесконечная шеренга забрызганных грязью сапог…
С первыми петухами поднялся Метелёв на следующее утро. Бандура провожал его по той же улице, где вчера гремел оркестр.
Одна за другой хлопали калитки – это люди шли на работу.
Прохладный утренний ветерок заставлял друзей поёживаться.
Они вышли на окраину села, где дорога проходила мимо вспаханных полей. Земля была сырой и мягкой, Гриць набрал её полную горсть.
– Сеять пора! – И стал пересыпать в другую руку, но только вместо земли посыпалось из его руки золотое зерно.
– Будет, будет урожай… Пойдут хлеба!.. – мечтал Бандура, рассыпая зерно по пашне.
И на глазах у Метелёва пошли из-под земли стебли, выросли и поднялись колосья, волнуясь под ветром, заплясала пшеница.
Где-то исчез за этой качающейся высокой стеной Бандура, и только голос его всё звучал в ушах:
– Будет пшеница!.. Хлеб будет!..
– …И хлеб будет. А пока получай печенье!..
Снова окоп. Метелёв передаёт Нине пачку печенья. Он напряжённо смотрит в сторону домика, потом переводит взгляд на часы.
– Пора бы…
– Орёл!.. Орёл!.. Я – Ласточка… Приём… – по-прежнему вызывает кого-то Нина. Неожиданно в наушниках звучит музыка.
– Гилельс мешает!..
Продолжает звучать музыка в наушниках. Задумчиво говорит Нина:
– Раньше мама просто силой заставляла меня играть… А теперь!.. Кончится война, сяду за рояль – никто не оторвёт… И буду пианисткой!.. Вечер, сцена, аплодисменты!..
– А контрамарку мне на концерт?
– Если придёшь с цветами.
По траншее пригнувшись прошёл капитан. Бросил на ходу:
– Осталось тридцать минут!
– …А почему ты мне цветов ни разу не дарил? – спрашивает Нина.
– Зима ведь была…
Взрыв. В траншею вваливается военфельдшер Бродов.
– Бьёт, проклятая!.. – отряхнув шинель, он повернулся к Нине и Метелёву.
– Что здесь делают боги войны?
– Ждут кукушку.
– Как рука?
Вместо ответа Метелёв несколько раз согнул руку в локте и стукнул его по плечу.
– Нормально, – потирая плечо, констатировал Бродов и, устроившись в глубине траншеи, начал возиться над сумкой с медикаментами.
Издалека послышалось кукование кукушки.
Нина:
– Пора!
