меня на месте.
– Эй, полегче! – прикрикнул я на него и замахнулся посохом.
Весь дрожа, конь отпрянул, остановившись. Он как будто не понимал, за что я так на него злюсь.
– Вот так, – произнес я, ни к кому конкретно не обращаясь, —
– Если тебя не погубят монстры, то прикончит собственная лошадь.
Джокер, естественно, молчал, но мне показалось, что вид у него чуточку виноватый.
– Ладно. Повеселились – и хватит, – я взялся за оборванный повод тяжело дышавшей лошади, и мы пошли прочь от черной реки.
Как ни удивительно, пережитые приключения ни капли не повлияли на мой сон. Едва моя голова коснулась свернутой попоны, заменявшей мне подушку, как я тут же провалился в забытье. И мне опять приснилась темноволосая незнакомка. Теперь она склонилась у ручья, внимательно изучая свое отражение. На ней было все то же красное платье и серебряное монисто. Сложив ладонь лодочкой, она зачерпнула воды, затем словно бы обернулась ко мне, и на меня пристально взглянули сразу две пары глаз: ее собственные и глаза ее двойника в прозрачной воде. Это было странное ощущение, от которого я не избавился до конца, даже проснувшись.
Мне стало ясно, что сон мой – не просто сон, но что он означает, я пока не разобрался. Еще один знак? Или зов? – Очень похоже. Если бы я не тратил столько сил и времени на поиски, наверное, я бы скорее разобрался с этим. Но пока у меня не было такой возможности, поэтому я решил оставить все как есть, и продолжать свой путь, хотя и был весьма заинтригован.
А что, если это все – звенья одной цепочки? Случайностей не бывает, как говорил мой учитель, живший на этой земле несколько сотен лет назад. Ну что ж, тогда мне, тем более, по пути с моим странным сном, и где-то дороги наши пересекутся.
Я ехал вперед, и сердце мое отчего-то снова заныло. Может, оттого, что я, повинуясь некоему внутреннему потоку, полностью отдался размышлениям? Одна мысль тянула за собой другую, разматывая клубок воспоминаний, которых мне не хотелось больше касаться. И вот они уже выползли из глубин, и опять я вижу…
Мы сидели с ней на лесной поляне, как часто сидели по вечерам, останавливаясь на ночлег. Костер почти догорел, угли едва тлели в бархатной тьме окружившей нас ночи. Разговор между нами что-то опять не клеился, поэтому молчание наше затянулось, а когда я взглянул на свою спутницу, то увидел, что она уже дремлет, уронив голову на дорожную сумку. Волосы ее растрепались, из-под них виднелась рука, тонкая, но отнюдь не хрупкая, совершенная, словно выточенная из алебастра. Даже во сне длинные пальцы сжимали рукоять меча, лежавшего рядом. Я так отчетливо помню эту руку! И почти не помню лица… Я бы рассмотрел его повнимательней, чтобы память впитала каждую линию, каждую мелкую черту… Но я ведь не знал тогда, что вижу ее в последний раз, не мог знать.
Было довольно
