море широко
Они не понимали друг друга весь день. Рано утром, когда даже дворник бабка Васена спала крепким сном, она включила свет, громко, чтобы он проснулся, оделась, тихо, чтобы не разбудить соседей, подогрела на кухне картошку, принесла сковородку в комнату, поставила ее на стол у него перед глазами, сказала упрямо:
– Вставай, нам пора! Опоздаем – весь день насмарку!
Он не успел отреагировать на ее упрямство своим, как услышал совсем уж вредные голоса из репродуктора:
На зарядку! На зарядку!
На зарядку, на зарядку
Становись!!
– Поешь, – она сказала тем же голосом. – Там нас кормить никто не будет.
Ел он до водных процедур, медленно, будто бы на что-то надеясь. Она принесла чай, нервно покрутила ложкой в металлической черной кружке.
– Пей, – сказала, а в репродукторе мощно загудело:
Распрягайте, хлопцы, кони!
Чай под песню выпил он быстро. Ей показалось, что они стали друг друга понимать.
– Вот молодец! – Она взбодрилась. – Одевай ботинки и пиджак.
Мощь репродуктора резко угасла. Шнурки были длинные, не рваные еще, без узелков. Вечером она вымыла ботинки, уже успела их нагуталинить, и теперь, одетая, обутая, стояла у двери, смотрела на неловкие его пальцы, дышала со вздохами.
А репродуктор опять стал набирать мощь. Не спеша, но уверенно:
Раскинулось море широко,
А волны бушуют вдали…
Эту песню на радио любили. И он ее любил. Море все-таки, кочегары, мотив красивый.
– Долго ты еще? – Она не сдержалась, поторопила.
– Да все, все! – Он поднялся, надел осеннее пальто, застрял у выхода, у репродуктора, хотел дослушать кочегарскую песню.
– Ну хватит, опоздаем! – поняла она, в чем дело, радио умолкло, свет погас.
– Переться на эту станцию! – огрызнулся он, не понимая ее: «Песню не дала дослушать, как будто на поезд опаздывает».
На поселке зажигались первые окна. Они высветили мокрые голые ветки соседних деревьев, круги влажного звонкого асфальта, и две темные фигурки матери и сына, бредущих вразнобой, не в такт, не по-солдатски. За поселком асфальт стал глуше, а небо светлее – они шли на восток.
– Может, срежем? – вслух подумала мать, но сама же себе ответила: – Нет, лучше по асфальту. Темно еще. Испачкаемся. В контору придем, как твои кочегары.
– Сама ты, как кочегар, – брякнул он невпопад, крепко обиженный.
Она хотела что-то ответить ему, но услышала шум машины сзади, взяла сына за руку, шагнула на обочину, в тонкую грязь.
Машина была «чужая», водитель – незнакомый. Мать вздохнула, ускорила шаг. Еще два грузовика, оба, как назло, «чужие», пробежали мимо, не остановившись. Мать покорно уступала им дорогу, после этого каждый раз шла все быстрее. Так же быстро светлело вокруг: облака, мокрая лента шоссе, деревья с каплями на ветках вместо почек.
В контору,
