Но так или иначе, я поднимаю на него глаза и признаюсь:
– Я не женщина. И я сохраняю ужас воды.
– Чтооо?
– Может, ты думаешь, что это просто прозрачная быстрая речка, но на самом деле вода – мрачная стихия. Она питается ужасом, а я его накапливаю и сохраняю. Я водяница.
– Понятно, – задумчиво говорит он как будто сам себе, – я что-то в этом роде и предполагал. Значит, русалка?
– Я водяница.
– В чем разница?
– Разница огромная! Русалки хохочут и щекочут мужчин, а я вас пугаю и отдаю этот ужас воде. Русалки мудры и помнят очень многое, а у меня нет ни души, ни памяти, и вся моя мудрость в воде. Поэтому мне нельзя из нее выходить.
– А русалкам, значит, можно? – тихо спрашивает он после недолгого размышления.
– Можно.
– И много вас тут, русалок?
– Я водяница. А русалок тут нет ни одной. Только ты и я.
Что бы ни выталкивало из меня слова, я все-таки не говорю ему главного: что если он войдет ко мне в воду, я напугаю его совсем, до конца, и что именно этот ужас больше всего нужен воде.
Взглядом он впивается мне в глаза так, как будто хочет вытянуть душу. К счастью, души у меня нет, а значит, и терять нечего. Я подмигиваю ему и слегка покусываю губы. Он разглядывает мое лицо, волосы и бледные, тонкие плечи. Не знаю, видны ли ему прикрытые водой соски, которые торчат в разные стороны, как кнопочки. Но даже я чувствую, как воздух между нами накаляется и становится напряженным. Как и другие, он смотрит на меня с восторогом и ужасом. Я закрываю глаза и говорю:
– Мне нельзя выходить из воды. Но ты можешь войти ко мне.
– Нет.
Он вздрагивает, как будто приходя в себя от чар. Быстро оглядывается по сторонам и замечает, что за несколько минут свинцовые тучи ушли далеко вперед, а деревья распрямились. Гроза прокатилась по небу темным предупреждением и ушла в никуда.
– Мне пора, – почти извиняется он. – Но я приду еще.
Вот в этом я ни секунды не сомневаюсь.
– Как тебя зовут? – небрежно спрашивает он, но почему-то мне кажется, что от моего ответа он ждет очень многого. Зря, потому что имени у меня нет.
– Никак. Я водяница.
– Понятно, – грустно улыбается он.
И уже сделав несколько шагов в сторону дороги, оборачивается:
– У тебя есть хвост?
– Нету. Хвосты у русалок, а у меня – обычные лапы с перепонками.
– Ну конечно, – его глаза искрятся так, как будто он собирается меня чем-то удивить, – значит, лапы с перепонками. Ладно. А меня зовут Илья.
Он уходит, и я медленно опускаюсь на дно. Да, лапы с перепонками, чтобы было удобней плавать. Про шерсть на лапах я, разумеется, ни слова не говорю. Это сюрприз. Когда придет время, он обнаружит все сам, но боюсь, что удивляться тогда будет уже поздновато.
Странно, но уходя, он совсем не кажется удивленным
