трактор и перепахал огород весь до основания несколько раз. После того случая он уже картошку никогда не сажал и не ел, а когда где-нибудь в гостях видел ее на столе, ему так делалось плохо, что потом еле откачивали.
Озорник
Илья был очень непослушный ребенок. Бабушка говорила ему: не играй у помойки, – а он играл: не ешь ничего с земли – а он набивал полный рот; не отнимай у детей игрушки а он целую сумку домой притаскивал; не лазай по чердакам – а он оттуда не вылезал; не катайся на лифте – а его лифтеры уже десять раз доставали. Бабушке делалось плохо, она пила валерьянку, а потом лупила его по чем попало, но он все равно не слушался.
– Не ходи на стройку! – кричала она со скамеечки.
– Не пойду! – отвечал из-за забора Илья.
– Не играй в котловане! – снова отвлекалась она.
– Не буду! – отвечал он из ковша экскаватора.
– Не заглядывай в колодцы!
– Не загляну! – кричал он, свешиваясь через край, но однажды все-таки не удержался и полетел вниз.
Слесарь Картузов неплохо в трубе устроился: и заквасить можно, и не увидит никто. Достал поллитру, выпил стакан – закусил, выпил еще – закусил, третий выпил – и тут ему как раз что-то в желудок попало. Да такое противное, да как закричит, заревет благим матом оттуда, что хоть провались. Слесарь чуть не умер, выскочил как угорелый наружу, заметался, не знает, куда деваться. А оно внутри кричит, бьется, сейчас назад попрет. Все работу вокруг побросали, на него смотрят, а он от страха ни жив, ни мертв.
– Ой, ребята, – говорит, – делайте, что хотите, а я сейчас сдохну, оно живое внутри.
А вокруг все хохочут.
– Поделом гаду, в другой раз втихаря трескать не будешь.
А сердце так и скачет, и в желудке что-то бьется, прыгает, норовит наружу пролезть. Мужики вокруг собрались, дивятся, а Картузов уже на землю лег – помирать. Прораб Сапелкин со склада крючок притащил, которым кладовщица баба Таня на работе вязала, может, этим достанет. Открыли ему рот, а оттуда сивухой да чесноком разит – не продохнешь, закусывать можно. И кричит тонким голосом кто-то:
– Помогите, спасите, бабушка, где ты? Аааааа!
Ну, ребята струхнули, а Картузов лежит, чуть не плачет: выньте, говорит, вы эту дрянь, – и руками показывает. Двое его челюсть схватили, держат, а прораб тотчас руку с крючком внутрь сунул и давай ковыряться, слесарь аж подпрыгнул от боли. Только было подцепил, наверх потянул, а оно возьми да его за руку цапни. Он чуть крючок не упустил, вытащил, руку держит, а из пальца кровь капает.
– Он, зараза, еще и кусается, – говорит.
Тут вся стройка сбежалась, смотрят, ахают, но близко не решаются подойти – страшно. Инженер Мохнач со своим советом пришел – влить ему туда сразу поллитра, само выскочит. Делать нечего, начали заливать. Картузов совсем окосел, только закусить требует. Изнутри уже не крик, тоненький писк раздается, но вылезать и не думает. Прораб видит, что водки зря извели, разозлился
