и Германии, а также самой еврозоны. Они никогда этого не сделают. Но даже если сделают, какой смысл состоять в валютном союзе, уничтожающем экономики своих членов? Словом, в отличие от тех противников евро, которые воспринимали кризис как возможность добиться «Грексита», моя позиция заключалась в том, что единственный способ сохранить стабильность еврозоны есть сопротивление директивам ее институтов.
Менее чем за десять дней до подписания кредитного соглашения я сделал еще два залпа по правительству. 26 апреля в статье под названием «Последнее танго Европы» я сравнил усилия нашего правительства по привлечению кредитов с усилиями сменявших друг друга правительств Аргентины, которые стремились через крупные долларовые займы от МВФ обеспечить паритет своей валюты с американским долларом достаточно долго для того, чтобы богачи и корпорации успели ликвидировать свои аргентинские активы, перевести поступления в доллары и переправить их на Уолл-стрит – затем же экономика и валюта рухнули, а накопленный долларовый долг попросту придавил к земле несчастное население Аргентины. Через два дня я выпустил статью, название которой говорило само за себя: «Преимущества банкротства».
Спустя пять дней кредитное соглашение было подписано. Премьер-министр, выбрав идиллический остров в качестве фона для своего обращения к нации, восхвалял этот шаг как второй шанс Греции, доказательство европейской солидарности, основу для восстановления нашей экономики, бла-бла-бла. На самом же деле это была фактическая измена, а страна получила общий билет в работный дом.
Поборник жесткой экономии
В сентябре 2015 года, когда мое пребывание в должности министра завершилось, я впервые появился в программе Би-би-си «Вопрос времени», которую снимали в студии со зрителями в Кембридже. Ведущий шоу Дэвид Димблби представил меня как чемпиона Европы по борьбе с экономией; это было открытое приглашение к дискуссии, обращенное к молодому человеку из числа зрителей, приверженцу философии экономии и бережливости. «Экономика очень проста, – заявил он. – У меня в кармане десять фунтов. Если я выйду на улицу и куплю три пинты пива в Кембридже, то фактически стану занимать деньги. Если продолжу в том же духе, тогда деньги у меня кончатся, и я разорюсь. Все просто».
Одна из величайших загадок жизни – во всяком случае, моей жизни – заключается в том, насколько обычные люди восприимчивы к этой жуткой логике. По сути, личный финансовый опыт нисколько не помогает разобраться в управлении государственными финансами, что я и объяснил в ответ. «Каждый человек может похвастаться замечательной независимостью расходов и доходов. Так что, когда вы урезаете свои расходы, ваш доход не страдает. Но вот если целая страна начнет ужиматься и экономить, ее совокупный доход станет снижаться».
Причина в том, что на государственном уровне общие расходы и доходы принципиально равны, поскольку все полученное
