на канате. Традиционно министры финансов аккуратны в словах. Более того, они мнят своим долгом отрицать планируемые изменения, будь то процентные ставки или обменный курс, даже если эти изменения вот-вот вступят в силу, чтобы предотвратить ненужную превентивную реакцию рынков, способную свести на нет желаемый эффект перемен. В моем случае требовалось донести до греческого народа правду о грядущей финансовой агрессии наших кредиторов, не спровоцировав новый банковский кризис, который лишит меня возможности вести переговоры о справедливой сделке.
Я выбрал тактику откровенного рассказа, с оптимизмом предвкушая хорошие результаты, которые непременно воспоследуют, если мы сохраним приверженность нашим договоренностям. Утром в интервью коммерческому телеканалу я сказал: «Если СИРИЗА не отреагирует на угрозы Марио Драги закрыть банки и отключить банкоматы, бросив телефонную трубку после того, как напомнит ему, что эта агрессия нарушает устав и противоречит самому духу Европейского союза, нам нет смысла идти на выборы. Народ должен быть готовым к таким угрозам со стороны ЕЦБ, который вел себя аналогичным образом по отношению к ирландцам и киприотам».
Нельзя сказать, что приятно было слышать такие слова от человека, которому слухи прочили пост министра финансов, но народ оставался нашим единственным союзником, а потому я не мог себе позволить вводить его в заблуждение. Людям следовало готовиться к худшему. При этом мне нужно было их ободрять. Отвечая на вопрос другого телевизионного интервью, как быть, если ЕЦБ действительно закроет наши банки, я выразился образно: «Если мы разыграем свои карты правильно, шанс на то, что это произойдет, столь же велик, как и тот, что солнце не взойдет на востоке завтра утром».
В статье, опубликованной на следующий день после этого интервью, я был еще более откровенен и предупреждал, что в ходе наших переговоров фондовая биржа, стоимость акций и всех финансовые инструментов будут падать, но постарался смягчить свою откровенность толикой оптимизма: «Пока эти переговоры длятся, апоплексия станет пожирать рынки и рыночных спекулянтов. Но когда переговоры завершатся, и Греция выйдет из них платежеспособной страной, рынки начнут плясать под нашу дудку»[105].
Найти правильный баланс между информированием и паникой, между предупреждением и запугиванием было мучительно непросто.
Другие задачи были куда проще.
Отвергая оружие противника
Многие мои друзья-экономисты, подозревавшие, что я собираюсь согласиться на худшую работу во вселенной, писали мне по электронной почте и звонили, выражая готовность поддержать. Некоторые предлагали, чтобы в первый же день моего пребывания в должности я ввел процедуру контроля за капиталами. То есть не ждать, пока ЕЦБ закроет наши банки и отключит банкоматы ради преодоления банковского кризиса, который сам же устроил, а упредить эти действия, введя ограничения на объем средств, доступных к снятию
Не довольствуясь обвинениями в глупости и безответственности, которыми меня осыпали творцы, так сказать, общественного мнения, я придумал собственные жесткие вопросы к самому себе. Вот вопрос и ответ, которые я опубликовал в Интернете примерно в то время.
Вопрос: Что вы будете делать, если Берлин и Франкфурт ответят на ваши предложения о пересмотре сделки уверенным Nein и решат наказать вас перекрытием «крантика ликвидности»?
Ответ: Этот вопрос уместен, поскольку такое развитие событий крайне неприятно для Греции. Но позвольте мне ответить на другой вопрос: существует ли некий сигнал от кредиторов, отрицательная реакция на который способна навлечь на нас аналогичную угрозу? Есть ли некий предел, который нельзя пересекать? Если нет, разве отсюда не следует, что мы полагаемся исключительно на доброту и мудрость кредиторов? Разве это не означает, что мы верим в их заботу о Греции, пускай они на самом деле пользуются греческим кризисом как сопутствующим ущербом в схватке с Парижем, Римом и Мадридом? Пожалуйста, расскажите об этом избирателям, и пусть они решают, какая политика является наиболее опасной и наименее достойной – ваша или наша.
