слова кардинала Пандольфа – “Не горе, а безумье – ваши речи”, – Констанция пускается в диалектические рассуждения о горе, чтобы доказать, что она не безумна:
Твои же – клевета, и это грех.
Я не безумна. Волосы я рву –
Они мои. Констанцией зовусь,
Была женою Готфрида. А сын мой –
Артур, и он погиб. Я не безумна,
Но разума хотела бы лишиться,
Чтоб ни себя, ни горя своего
Не сознавать! Придумай, кардинал,
Такое мудрое увещеванье,
Чтоб я сошла с ума – и сразу будешь
К святым причтен; не то рассудок мой,
Пронзенный горем, скоро мне внушит,
Что удавиться, горло перерезать –
Вернейший путь избавиться от мук.
Будь я безумной, я б забыла сына
И утешалась бы тряпичной куклой.
Но разум жив, и жгуче, слишком жгуче
Терзает душу каждая из бед.
Констанция – второстепенный персонаж. В “Ричарде II” лирический персонаж выходит на первый план – язык Ричарда перенимают и другие действующие лица.
Когда Буши просит королеву оставить грусть, “веселость сохранять и бодрость духа”, королева отвечает:
Для короля я это обещала,
Но для себя исполнить не могу.
‹…›
Так тяжко,
Так тяжко и тоскливо на душе!
Предчувствие мое – ничто? Быть может.
Но страшное ничто гнетет и гложет.
Буши
То призрачные страхи, госпожа.
Королева
Нет! Призрачные страхи – порожденье
Былого горя. У меня не так.
Мое ничто само рождает горе,
Как будто бы в моем ничто есть нечто
И буду им я скоро обладать.
Я знаю лишь, что ждет меня страданье.
Хотя не знаю для него названья[52].
В “Ричарде II” лирично окрашены подчас даже речи Джона Ганта: прощаясь с сыном-изгнанником, Болингброком, он советует ему воспринимать мир подобно Ричарду, то есть как актер (i. 3).
Ричард – прототип Гамлета. Его можно сравнить и с другими негодными королями, с Генрихом VI, набожным человеком, который мог бы стать монахом, но вынужден принять корону в смутное время, и с Ричардом III, человеком действия, который страстно желает стать королем и, вопреки всем законам справедливости, планомерно избавляется от людей, стоящих у него на пути, – Болингброк этого не делает. Ричарда II больше занимает идея царствования, нежели само царствование. Подобно сочинителю второразрядных стихов – сочинять он, кстати, мастер, – он увлечен идеями, а не действием. Король очень хорош на церемонии открытия рыцарского турнира, но вряд ли способен на осмысленное действие, а его страсть к ритуалам граничит с самоуничижением. Так, в сцене отречения он смотрится в зеркало и говорит:
О, льстивое стекло!
Как все мои
Здесь и далее цитаты из “Ричарда II” – в переводе М. А. Донского.
