нижнюю губу. Ей хотелось ответить на это: «На свете есть только один человек, которого я по-настоящему люблю!» Она думала о Лорике, отсутствие которого становилось просто невыносимым. Когда пять месяцев назад он уехал, она испытала облегчение, ибо была уверена, что стоит на пороге новой жизни, в шаге от счастливого замужества. Но с женихом, Журденом Прово, они не были так близки, как с братом, и доброе отношение родных было неравноценной заменой взаимопониманию на уровне чувств и эмоций, которое с детства существовало между ней и Лориком.
– Мы с таким трудом разыскали Анатали, – заговорила Жасент, – страсти в семье поулеглись… Но теперь покою конец! Я никогда не смогу без опаски ступить на родительский порог. Папа и меня начнет упрекать, – не сейчас, так потом.
– Хуже всех мне, – подхватил Пьер. – В моих жилах нет ни капли крови Клутье, а ведь мы с Шампленом вместе работаем на сыроварне «Перрон»! Нам приходится полдня проводить рядом!
Какое-то время все молчали, занятые невеселыми размышлениями.
«Только бы Сидони поскорее ушла, – говорила себе Жасент, – чтобы мы с Пьером остались наедине! Я не ожидала от нее такого. Она – лицемерка, и мотивы ее поступков мне не понять. Матильда права насчет нее! Помню, она как-то сравнила Сидони с прекрасной розой, у которой опасные шипы, или с чем-то в этом роде…»
И действительно, знахарка и молодая модистка с самого начала были «на ножах». Сидони чувствовала антипатию Матильды и отвечала ей взаимностью.
«Ну почему я такая? – задавалась вопросом Сидони, которая оставалась в доме сестры только из чувства долга: виновница конфликта, она словно пыталась своим присутствием смягчить ситуацию. – Я причинила боль Жасент, из-за меня у Пьера будут неприятности. А может, я попросту завидую их счастью? Они так друг друга любят!»
Она снова вздохнула и прошлась по комнате, стройная и эффектная в сером шерстяном платье, довольно плотно прилегающем к телу, с подчеркивающим талию тонким пояском. На ее левой щеке до сих пор оставался след от пощечины.
«Если бы только я могла уехать и жить в городе! – сокрушалась про себя Сидони. – Я бы удовлетворилась даже Робервалем. Там есть отели, модные магазины, а летом приезжают туристы!»
Сжимая губами сигарету, Пьер смотрел на свояченицу без тени восхищения. «Говорит, ей очень жаль, что из-за нее Шамплен теперь затаил на меня злость, а сама красуется, принимает эффектные позы! И эта прическа, эта стрижка, которая, как говорят, теперь в моде, мне не нравится. Лучше бы Сидони ушла! Мне неловко при ней утешать Жасент».
– Я могу сегодня остаться у вас на ночь? – тут же задала вопрос Сидони. – У дедушки мне будет неуютно. У него такой мрачный дом!
– Раньше ты так не говорила, – ответила ее сестра. – Извини, Сидо, но я бы предпочла, чтобы ты переночевала у деда. Я достаточно насмотрелась на тебя сегодня.
– Что ж, ладно! Но бедный старик удивится…
– Что-нибудь придумаешь, или, раз уж дело сделано, можешь и ему рассказать обо мне всю правду, – сердито ответил Пьер. – Я согласен
