Полина Фурес.
Оставив Жюно, он устремился к ней и, поклонившись, произнес несколько достойных артиллериста комплиментов. Счастливая тем, что привлекла к себе внимание главнокомандующего, но пришедшая в крайнее смущение, молодая женщина пробормотала в ответ что-то невнятное. Бонапарт снова поклонился и поцеловал ей руку:
– Надеюсь, что мы снова увидимся, и в более уединенном месте, – сказал он ей, перед тем как проститься.
Простодушная Полина обрадовалась, не без основания считая, что эта встреча может послужить карьере мужа…
Утром следующего дня Бонапарт, занятый несколькими делами одновременно (а мы знаем, что он мог это делать), вызвал к себе Жюно и, диктуя ему записку к членам Института Египта, сказал:
– Ты помнишь гражданку Фурес? Я должен снова увидеть ее.
Затем, изложив основные направления плана реорганизации военных оркестров, продолжал:
– Ее муж сегодня утром отправился с колонной в дельту. Воспользуйся его отсутствием и сходи к ней.
Затем он набросал проект военной формы для мамелюков, призванных на флот, и в заключение сказал:
– Ты постарайся аккуратно намекнуть ей, что она мне нравится, и сделай так, чтобы она согласилась поужинать со мной.
Жюно обладал многими достоинствами, но особой тонкостью не отличался. Он пришел к Полине и, щелкнув каблуками, заговорил тоном, которым обычно читал обращения к солдатам:
– Гражданка! Я пришел от генерала Бонапарта. Вы ему нравитесь. И он хотел бы, чтобы вы стали его любовницей!..
Молодая женщина оцепенела. Глаза ее похолодели, она посмотрела на Жюно, но ничего не сказала. Такая очаровательная прямота пугала ее. Вот уже два дня она была готова отдаться Бонапарту, но теперь, после столь грубого предложения, она не решилась на это согласиться.
– Полковник, – сказала она, – идите и передайте генералу, что я люблю своего мужа и никогда ему не изменю!
Огорченный Жюно, пытаясь уладить дело, вздумал высмеять Фуреса. Он с усмешкой сравнил его с Бонапартом. В результате Полина указала ему на дверь…
Посрамленный адъютант вернулся во дворец Эльфи-бея и рассказал Бонапарту о состоявшемся разговоре.
Тот понял, что в качестве посланца любви выбрал не того человека.
Вечером того же дня он послал к Полине своего второго адъютанта, Дюрока. Дюрок был галантен, ловок, дипломатичен. Он начал с того, что выразил сожаление по поводу «печальной инициативы» солдафона, который посетил ее утром; затем, видя, что молодая женщина немного оттаяла, долго говорил ей о том восхищении, которое испытывал по отношению к ней генерал, и о том, что тому не терпится вновь увидеть ее…
Наконец, собираясь уже уходить, он поставил на ночной столик маленький ларчик:
– Генерал велел вручить вам вот это в память о вашей с ним встрече в Тиволи, – сказал он.
Едва он ушел,
