и направился к озеру очистить песком и отмыть свою финку. – А ведь банька-то уж совсем готова, не остыла бы.
– Ну, раз каменка нагрета, то в саму пору и грехи смыть, – ответил Упырь, при этом обеими руками хлопнул себя по груди. – Только париться поочерёдно, хоть и глушь, а всё ж не ровен час, кто и проезжать может, глядеть в оба надобно.
– А может, пора будить мужиков? Вот и пусть догляд делают.
– Рано, баню вдвоём скоро справим, вот и разбудим. Ты нашу заначку-то, как надо определил?
– А то! В мешок на само дно, да закрутил куском тряпки натуго. Скажу тебе, Упырь, фунта на два, два с половиной тянет.
– Смотри, глаз не спускай, и чтоб никто из них не прозрел, этот куш наш.
Парились Упырь и Рябой спешно, но хлестались вениками, не жалея себя, уж особо тело просило. Воды хватало – озеро рядом, таскай, не ленись.
– Всё, хватит, Рябой, заканчиваем, время поджимает, давай-ка буди господ наших.
Пестриков, Проха, Клин и два брата, Гришка и Лёшка, отойдя ото сна, вышли наружу из зимовья. Кто потягивался, кто приседал кряхтя.
– Хватит, господа, дрыхать, чай сгоняем и айда, – тоном, не принимающим возражений, бросил Упырь.
– А может баньку, а? – взмолился Пестриков.
– Какая банька, канать отсюда надо, нагрянет кто, вот и будешь ты с голым задом на коне скакать, – отрезал Упырь.
– А где дед-то?
– Да окромя нас здесь никого нет, всех вы проспали, – безразличным тоном ответил Упырь.
– Куда ж подевались? – удивился Пестриков.
– Дед взял ружьё, ушёл в лес, можа, дичь, можа, зайца, сказал, добуду; старатели же пробудились, даже чай не хлебавши, подались отсель, – невозмутимо пояснил Упырь. – Да и каково нам до них, своих забот выше горловины.
– И то верно, что про ни них думу думать, трогать надо, – согласился Пестриков, но тут же встревожился: – Только б копачи не взболтнули кому про нас.
– Не взболтнут, мы с Рябым прямо в лоб так и пригрозили имя: если узнает кто про нас, животы вам порвём, да кишки вокруг шеи обмотаем. Так оба сразу открестились: свят, свят, никого не видели, сохрани нас Господь.
После Гераськино пятеро всадников, выспавшиеся и сытые, ехали на своих лошадях бодро, иногда меж собой переговаривались. Чего не скажешь про Упыря и Рябого. Их обоих клонило ко сну, и они то одновременно, то попеременно клонили головы, но тут же встряхивались, отгоняя дремоту.
– Терпи, Рябой, отдых наш с тобой впереди, дойдём до ближайшего пристанища и храпнём достойно.
– И так еду, сам с собой куражусь, а очи всё одно сами по себе закрываются.
– А ты про меж ресниц палочки вставь, вот и не будут закрываться, – рассмеялся ехавший впереди Рябого Клин.
Все расхохотались.
– Чего ржёте, как кони! Меньше языками чешите, больше поодаль зырьте, говорок-то далеко по тайге разносится, соображайте, – оборвал
