совместный досуг, не предупреждая об этом меня. Судя по взгляду Фостера, вид у меня был огорошенный.
– Сходишь?
– Конечно, – ответила я.
Что тут еще ответить? Времена изменились.
В Темпл-Стерлинге футбол процветал не в таких масштабах, как в Техасе или даже других городах Флориды, где строят стадионы на двадцать тысяч мест и на время матчей закрывают все городские учреждения. И все же эта игра была несомненно важна для нас. Все мы были преданными зрителями: родители, братья и сестры, тети и дяди мальчиков-футболистов; ребята вроде меня, без родственников в команде, но все равно хотевшие стать частью чего-то большого; мужчины – от банковских клерков до семидесятилетнего автомеханика Фреда, – которые играли в футбол в школе, любили царившую пятничным вечером атмосферу на стадионе и приходили вспомнить былое. Футбол объединял нас не хуже религии. Все мы верили в силу голов и тачдаунов[9]. Все мы приняли крещение в свете прожекторов.
В тот вечер я пробиралась сквозь толпу с Фостером на буксире. Он вцепился сзади в мою майку, пока я вела его к полупустым дальним трибунам прямо перед зачетной зоной.
– Будто армия, – пробормотал Фостер. Он косился на трибуну, где сидели болельщики команды соперников – сине-золотое море.
Мы заняли места, и я окинула толпу взглядом. На первых рядах сидели девятиклашки, а позади нас – старшеклассники. Я многих знала, но ни с кем особо не дружила. Во времена Джейн Остин было важно разделять знакомых и друзей. Друзьям поверялись самые сокровенные тайны и уделялось много времени. Знакомых же было принято навещать не дольше пятнадцати минут. Сегодня эквивалентом такого пятнадцатиминутного визита стали улыбки и короткие приветствия тут и там. Именно так меня встретили старшеклассники, и я с готовностью ответила им тем же – даже, пожалуй, с чрезмерным дружелюбием, – а потом снова принялась разглядывать толпу.
Фостер пристроился рядом с парочкой готов, которые так тесно сплелись в объятиях, что сложно было понять, где чьи конечности. Справа от меня сидел Эмир Зуривич и со скучающим видом курил.
– Все думал, заметишь ты меня или нет, – произнес он.
Я ничего не знала об Эмире – кроме того, что он не так давно переехал в Америку и всего за пару лет выучил больше клевых словечек и матов, чем я за семнадцать.
– Готов смотреть игру? – спросила я. Не знала, что еще сказать, но почему-то казалось, будто должна поддержать разговор.
– Скорее готов заработать баблишка. Я поставил сто баксов на то, что мы выиграем и очков будет больше тридцати.
– Больше тридцати? Это же пять тачдаунов.
Он пожал плечами:
– Команда у Флэт-Лейка отстойная, а наш Эзра хорош.
– Настолько хорош, что заработает пять тачдаунов?
– Ты вообще видела, как он играет?
Все видели, как он играет. Все знали, что он хорош и вполне мог заработать пять тачдаунов. Он никогда не пропускал пасы. Все остальные бежали пять метров, а он за это время пробегал двадцать. Но тут я вспомнила физкультуру и то, как он лениво протянул: «Ты
Тачдаун – занос мяча в зачетную зону соперника.
