укрыться от грозящей все испепелить жары, развеваемой гигантским костром. К этому добавлялась другая опасность: с неба на палубу беспомощного судна сыпались дождем искры, падали целые ветви-факелы, причиняя людям страшные ожоги и вызывая здесь и там пожары, с которыми, однако, экипаж быстро справлялся при помощи шлангов и мокрых швабр.
И как ни привычны были ко всяческим опасностям моряки «Марианны», но и среди них готова была начаться паника, и тревожные взоры выдавали, что ко многим из них закрался в душу страх погибнуть так, без борьбы, без сопротивления в огненном кольце.
Только один Янес, казалось, сохранял полное спокойствие.
Он сидел в привычной ленивой позе у двух пушек небольшого калибра, покуривая сигару.
– Господин! – воскликнул, подбегая к нему, метис Тангуза. – Мы скоро сгорим!
– Ничем не могу помешать этому, – ответил Янес спокойно. – Нечем дышать? Воздуха недостаточно? Постарайся подышать тем, что осталось в твоих легких.
– Надо бежать, господин.
– Некуда, милый. Некуда. Посидим здесь.
– Но мы сгорим!
– Если так суждено, то так тому и быть.
Слова Янеса были прерваны трескотней ружейных выстрелов: несколько десятков словно обезумевших даяков выскакивали на самый край берега, в огне и дыму, и стреляли по «Марианне», осыпая ее экипаж проклятиями и ругательствами.
– Что за скоты?! – выругался Янес. – Удивительно, до какой степени они надоедливы. Даже изжариться спокойно не дадут. Самбильонг! Надо убрать этих каналий.
Самбильонг крикнул канонирам, и с борта бригантины загремели выстрелы пушек малого калибра, заряженных картечью. Было видно, как картечь рвала на куски человеческие тела и швыряла трупы обезумевших даяков в горящую траву побережья и пылающие кусты.
– Хорошо было бы, – пробормотал Янес, наблюдая эту быструю расправу, – если бы в компании, истребленной картечью, находился и наш дорогой друг, пилигрим из Мекки. Но он слишком хитер. Спрятался куда-нибудь в безопасное место…
Потом Янес обратился опять к Прале, уже подплывшему на полуобгоревшей шлюпке к бригантине:
– Цепь разбита?
– Да, господин. И проход открыт.
– Кажется, дело начинает меняться к лучшему. Тут огонь только разгорается, а вверху как будто начинает ослабевать. Значит, надо испытать свое счастье. Чему быть, того не миновать…
В самом деле, зеленого свода, нависавшего час назад над ложем могучего Кабатуана, уже не существовало вверх по течению: он сгорел. Зато над самой бригантиной сейчас пылали протянувшиеся с берегов навстречу друг другу толстые ветви, угрожая обрушиться и зажечь и без того дымившееся судно. Но в том месте, где держалась на якоре «Марианна», было несколько шире, чем там, где находилась первая цепь, и судну пока удавалось увертываться от гибели, а жар мало-помалу становился слабее, и к тому же поднявшийся ветер дул
