из кают, лежал все еще погруженный в сон «лоцман».
Собственно, его состояние нельзя было назвать сном в прямом смысле слова. Едва-едва улавливалось его дыхание, так что с первого взгляда можно было принять его за мертвеца, тем более что его лицо потеряло нормальный цвет и словно покрылось каким-то сероватым налетом.
Янес, знавший от Самбильонга малайский способ оживления усыпленных, приступил к делу: растирал виски и грудь лоцмана, потом, взяв его обессиленные и холодные руки, многократно загибал их к спине и опускал к поясу, как это делается с утопленниками, чтобы возобновить функционирование легких.
Работа эта скоро дала положительные результаты: лицо даяка вновь приняло нормальный цвет, ресницы задрожали, дыхание стало глубоким, и наконец он очнулся и раскрыл глаза, в которых при виде Янеса отразилось выражение нечеловеческого испуга, животного страха.
– Как дела, дружище? – спросил, обращаясь к пленнику, португалец.
Лоцман задрожал всем телом, но промолчал.
– А ты здорово выспался тут, покуда мы дрались с твоими приятелями! – продолжал Янес ироническим тоном.
Лоцман по-прежнему молчал. По-видимому, он еще не собрался с мыслями. Время от времени он подносил руку ко лбу, покрывшемуся крупными каплями пота. Но по мере возвращения сознания рос охвативший его ужас.
– Ну? Что же ты молчишь? – продолжал допытываться Янес. – Или ты разучился говорить?
– Что… случилось, господин? – заговорил наконец дрожащим, неверным голосом лоцман, которого звали Падада. – Не могу понять, как это я очумел сразу после того, как Самбильонг стиснул меня.
– Пустяки, о которых не стоит говорить, – насмешливо отозвался Янес. – Лучше дай мне кое-какие объяснения. Например, кто тебя подослал к нам, чтобы ты направил корабль на мель?
– Клянусь вам…
– Не клянись. Клятвы – товар прескверный. Я ни гроша не дам за целый их ворох. И слушай: запираться бесполезно. Ты пойман, я держу тебя в своих руках. Лучше будет для тебя, если ты скажешь всю правду. Говори, кто нанял тебя погубить мой корабль? Кто подговорил тебя поджечь «Марианну»?
– Вам это только кажется! – пробормотал обвиняемый.
– Разве? Ну ладно. Только вот что, милый друг: моему терпению пришел конец. Говори: кто этот пилигрим из Мекки, который поднял даяков требовать головы Тремаль-Наика?
– Господин, вы можете убить меня. Я в ваших руках. Но вы не можете заставить меня говорить о том, чего я не знаю.
– Ты сознаешься?
– В чем, господин? Никакого пилигрима я в глаза не видал и не знаю…
– Ты скажешь, что и даяков напасть на меня не подбивал, правда?
– Клянусь, господин, всеми добрыми и злыми демонами! Я просто бродил по берегу в поисках пещеры, в которых саланганы устраивают съедобные гнезда, потому что один китаец заказал мне партию этих гнезд. А тут налетел ветер, оторвал мой челнок от берега и унес меня
