птица.
– Не успеешь зазеваться, как окажешься там, – пробормотал Фермин.
В отдалении виднелась стрела памятника Христофору Колумбу. Мореплаватель, как и прежде, указывал рукой в неверном направлении, перепутав Американский континент с Балеарским архипелагом. За спиной заблудившегося первооткрывателя начинался бульвар Рамбла, доходивший до самого сердца старого города, где ждала Лусия. Фермин представил ее в постели, надушенную и томную. Но чувство вины и стыда победили, изгнав соблазнительный образ из его воображения. Он нарушил клятву.
– Подлец! – обругал он себя.
Фермин не виделся с ней тринадцать месяцев и семь дней. Тринадцать месяцев, стоивших ему как тринадцать лет. И последнее, на что упал взгляд, прежде чем Фермин вернулся в свое убежище, была фигура покровительницы города Девы Марии Милосердной на куполе посвященной ей базилики. Раскинув руки, она обнимала небо, будто порываясь взлететь над крышами Барселоны. Ей, Милостивой Заступнице, Фермин вверил свою душу и жалкую комплекцию. Правда, он не переступал порога церкви с тех пор, как в девять лет в своем родном городке перепутал капеллу с публичной библиотекой. Однако теперь Фермин воззвал к тому, кто мог бы или захотел услышать его. Дал обет, что если Мадонна или любой персонаж, наделенный влиянием в небесных сферах, похлопочет за него и поможет высадиться в порту без особых злоключений и необратимо смертельных увечий, он изменит свой жизненный уклад, уделяя больше времени духовным исканиям, и станет посещать литургические мероприятия. Фермин скрепил клятву, дважды перекрестившись, и поспешил опять спрятаться в ящик с оружием, растянувшись на ложе из винтовок, как покойник в гробу. Перед тем как захлопнуть над головой крышку, он неожиданно заметил своего приятеля из племени грызунов: зверек наблюдал за ним, взобравшись на груду сундуков, подпиравшую потолок трюма.
– Bonne chance, mon ami[9], – пробормотал Фермин.
Через мгновение он погрузился в темноту, пропахшую порохом, ощутил кожей прикосновение холодного металла и полностью положился на судьбу.
Вскоре Фермин обратил внимание, что шум двигателей стих и корабль лег в дрейф, покачиваясь на спокойных водах гавани. По его расчетам, судно не могло так быстро приблизиться к причалу. После двух-трех остановок в промежуточных портах он научился на слух определять основные этапы маневра швартовки и звуки, которыми она сопровождалась, начиная от подачи швартовых концов и грохота якорной цепи до скрипа и стенаний шпангоутов из-за напряжения корпуса, когда судно подтягивали к пристани. Но, кроме необычного оживления на палубе – беготни и возбужденных восклицаний, – до его ушей не доносилось никаких отголосков этой специфической деятельности. По неизвестной причине капитан приказал остановить корабль, не доплыв до пристани. И Фермин, крепко усвоивший за два года войны, что неожиданности обычно сопровождаются
Счастливо, мой друг (
