нно ничего не рожаю, – обескураженно ответила поэтесса, – с чего вы взяли?
– Говорила же, что будешь на каждой остановке писать.
– На каждой, где есть достопримечательности. Газете только они нужны. А здесь их нет, как сказала Дурович.
– Как нет? – с радостным возмущением сказала Дурович. – Здесь, если хотите, столько достопримечательностей, что обыкновенностей меньше! Просто у нас времени мало! Когда нет спешки, мы тут останавливаемся на целый час!
– Правда? И что здесь самое главное? – спросила Дышло, глядя на скучную улицу.
– Самого главного отсюда не видно. Церковь Святой Троицы. Красивейшее, нежнейшее сооружение.
– Так и напишем, – довольно расхохоталась поэтесса.
Она достала из сумочки блокнот и открыла чистую страницу. Рука создала экспромт толстым, трафаретным почерком, без исправлений и долгих пауз.
Красивейшая, нежнейшая,
Церковь Святой Троицы.
Все любуются тобой,
Но с другой околицы.
Мы посмотрим на тебя,
Может, в следующий раз,
А сегодня, прости, нет,
Спешка быстрая у нас.
Приятельская свежесть охватила автобус, даже водитель заблистал из зеркальца смешными зубами.
– Отлично! Здорово! Какой удивительный талант! – посыпались на голову поэтессе восхищения.
Стихотворение было повторено коллективом. В каждом отрывке кто-нибудь непременно находил свою особенную красоту. Дышло тихо радовалась успеху, довольная, что отважилась начать раньше срока. Ей всегда тяжело начать, потому что страшно написать непрофессиональный стих.
– Теперь шеф будет доволен, – хвасталась она соседке по сиденью, работнице снабжения Грибнюк. – Рассказ об экскурсии получится еще больше, чем я планировала. А то мы никогда не знаем, чем заполнить газету.
Грибнюк похахатывала – ей тоже часто случается придумывать себе работу.
Нехотя вращая пружинистые колеса, автобус потащился по песку. Вдруг из крутящегося горизонта домов взошел крест, и Дурович ожила:
– Вот! Вот она видна! Церковь Святой Троицы!
Люди обвешали левую половину стекол, на поэтессу вскарабкался ребенок крановщицы Бенько. Крест был маленький и далекий, он то немного показывал свое здание, то снова убирал. Вскоре городу наскучило мелькать, он спрятался и снял крест. Общее впечатление осталось, что церковь хуже стиха. Пассажиры заскучали и стали мечтать о следующем экспромте.
2
– Церковь Святого Архангела Михаила, – поставленным голосом сказала Дурович. – Уникальная постройка оборонительного типа, культурная ценность. Содержит православную святыню. Шестнадцатый век. Готика.
Автобус пшикнул и раскрылся. Экскурсия вывернулась из него на землю и окружила церковь, разминая затвердевшие в долгой езде зады.
Дурович рассказывала легенду, беспрерывно теряя людей, и закончила ее одной себе. Дышло степенно шагала вдоль забора, лениво поглядывая на всплывающие церковные ракурсы, за ней ступали несколько шутливых почитательниц. Кроме искусных витражей, поэтесса ничего особенного в церкви не отметила. Намного лучше были живущие в бойницах ласточки, которые счастливо щебетали и иногда взлетали, красуясь перед родней.
Внутри злое обаяние церкви-крепости распалось, разинув цветное солнце витражей и чувственные деревянные иконостасы. Женщины натянули платки и юбки и обглядывали иконы. Смотря на святыню, никто не понял, что это именно она. Поэтесса расположилась на лавочке возле церкви и уверенно записала в блокнот следующие слова:
О, Церковь Святого
Архангела Михаила!
Твоя дивная осанка
Меня к месту пригвоздила!
Так в тебе хорошо
Помахать кадилом!
Кто построил тебя?
Где его могила?
Безымянного творца
Слава обделила!
Стих, а особенно его последние строки, необыкновенно понравились Дышло. Она выразила в своей ветреной лирике мысль, что случается редко, и была очень собой довольна. Она любовалась стихами и несколько раз прочитала их людям вслух.
– Прекрасно! – говорили ей после каждого прочтения. – Все именно так, как мы сами и подумали!
– Ура! – хлопали дети, рассеянные после долгого умственного напряжения.
Пескоструйщица Дуванчик лично подошла и сплюснула талантливую руку стихотворца.
Вдруг обласканная поэзией церковь стала легкой и прозрачной. Странное чувство порядка посетило поэтессу,
