и гордостью вспоминать, что я входил в жизнь в этой атмосфере, и Вам, как старшему среди юношей, естественно захотелось сегодня написать. Если бы я был поэт, я написал бы вариацию на тему «Была пора…». Но, как Вы помните, такие стихи трудно бывает дочитать до конца из‐за спазмы в горле563. Горячо Вас обнимаю и прошу жить подольше.
7 января 1944 г. Эйхенбаум отвечал Винокуру: «Ваша открытка, только что мною полученная, тронула и, странно сказать, необыкновенно обрадовала меня. Мне радостно было почувствовать, что в этот момент Вы подумали обо мне. В этом есть что-то по-настоящему дружеское и глубокое. Спасибо! <…> Да, о нашем „замечательном десятилетии“ надо писать, но это не легко… Как странно вышло, что я успел повидать Ю. Н. перед самой смертью! Я был у него в больнице 8-го декабря – и понял, что он умирает»565.
Прототипы одного романа
Интерес к прототипу – существенная черта читательского отношения к литературе. Можно сказать, что нет библиофила, который бы не интересовался прототипами героев книги, привлекшей его внимание. Этот интерес поддерживается и исследовательской традицией, нередко приобретая почти детективный характер, когда разыскания озаглавливаются: «По следам героев такой-то книги». Но сама связь «герой – прототип» не однозначна. Разграничение разных ее видов может начаться хотя бы с очевидного различия случаев, когда герой и прототип носят одно и то же имя – как в историческом или биографическом романе, – и когда они разноименны. В первом случае автор неминуемо ориентируется на некоторое предварительное внелитературное читательское представление о прототипе (личности, событии, явлении и т. д.). Предполагается, что читатель и критика так или иначе – с позиции научного или популярного знания или бытового сознания, «здравого смысла» – сопоставят это свое представление с тем, как отражен в произведении классический и легендарный материал, которым располагал автор. В принципе неважно, что читательское представление может быть элементарным и смутным (если текст издается с комментариями, оно дополняется и поясняется специально подобранными сведениями), – важно отождествление героя и прототипа. (Иногда само произведение принимается за источник – например, «Блокада» Чаковского в массовой читательской аудитории; аудитория другого типа относится к произведению как к интерпретации источников и подвергает эту интерпретацию – или даже источники – критической проверке.)
Во втором случае, вообще говоря, прототип либо остается частью творческой истории произведения и не сохраняет значения для его художественной системы (примеры этого рода мы не будем рассматривать), либо встроен в произведение так, что отсылка к нему от героя – предполагается, как в цитате, включенной в художественный текст, предполагается отсылка к источнику, из которого она взята.
В литературе 1920‐х гг. можно указать
Имеется в виду приведенное П. В. Анненковым в «Материалах для биографии А. С. Пушкина» свидетельство «одного из лицейских товарищей» поэта об авторском чтении стихотворения на «лицейской годовщине» 1836 г.
Эйхенбаум цитировал письма Винокура и Шкловского (см. примеч. 5) на вечере памяти Тынянова в Саратовском университете (на котором выступал также Г. А. Гуковский). Тогда же Эйхенбаум написал статью о Тынянове для французского издания журнала «Интернациональная литература» (эти сведения содержатся в его письмах Шкловскому от 12 февраля и 8 марта 1944 г. – РГАЛИ. Ф. 562. Оп. 1. Ед. хр. 783; статья в журнале не публиковалась). Это была новая статья (вошла в сборники воспоминаний о Тынянове 1966 и 1983 гг.), а не новая редакция статьи 1940 г. (см. кн. Эйхенбаума «О прозе»); концепция оставалась неизменной.
РГАЛИ. Ф. 2164. Оп. 1. Ед. хр. 345.
