пили водку. В XVII в. в столицу посыпались жалобы воевод пограничных городов – Брянска, Алексина, Епифани, Великих Лук и других: стрельцы «на кабаках пропились, да они же на карауле на денном и на нощь приходят пияни и унять их им неможно». Приходилось брать от «воинских людей» поручные записи с обязательствами не пропивать и не проигрывать свое оружие и прочее снаряжение. А вояки-«питухи» уже считали себя вправе взять кабак штурмом, если им отказывали в выпивке; так, сибирские казаки во главе с атаманом Романом Шеловым в Великом Устюге «учали саблями сечи и из самопалов стреляти и убили… трех человек до смерти».
Беспокойство местных властей наряду с пьянством вызывало распространение азартных игр; выдвигались предложения закрывать питейные заведения во время праздников и в дни выдачи жалования. Порой к верховной власти взывали весьма влиятельные люди. Прославленный воевода и спаситель отечества, боярин князь Дмитрий Пожарский вместе с двоюродным братом в 1634 г. подал царю Михаилу челобитную с жалобой на племянника Федора: «На твоей государевой службе в Можайске заворовался, пьет беспрестанно, ворует, по кабакам ходит, пропился донага и стал без ума, а нас не слушает. И мы, холопы твои, всякими мерами ево унимали: били, на цепь и в железа сажали; поместьице, твое царское жалованье, давно запустошил, пропил все, и ныне в Можайску с кабаков нейдет, спился с ума, а унять не умеем». Отчаявшийся полководец, выигравший не один десяток сражений, в борьбе с кабаком оказался бессилен и просил сдать непутевого родственника в монастырь.
Адам Олеарий сообщал об этом следующее: «Мы сами несколько раз видели в Москве, как мужчины и женщины выходили прохладиться из простых бань, и голые, как их бог создал, подходили к нам и обращались к нашей молодежи на ломаном немецком языке с безнравственными речами. К такому разврату весьма много располагает их праздность, так как ежедневно можно видеть толпы, а местами целые сотни, праздношатающегося народу на рынках и у Кремля; в особенности же побуждает их к тому пьянство, которому русские преданы более всякого другого народа в мире. "Брюхо, налитое вином, быстро устремляется на вожделение", говорит Иероним в 83-м письме. Когда они уже через меру напьются, то, как необузданные звери неистово предаются всему, к чему побуждают их страстные желания. Здесь припомню рассказанное мне великокняжеским переводчиком в Великом Новгороде, а именно: В Новгороде ежегодно бывает день большого богомолья, и в этот-то день корчмарь, или целовальник, с купленного дозволения митрополита, разбивает перед кабаком несколько палаток, в которых чуть только занимается заря, собираются, как сторонние, так и местные, богомольцы и богомолки, выпивают там еще до богослужения по нескольку чарок водки, а некоторые остаются там и на целый день и утопляют в вине свои кабачные помышления. В такой-то день случилось, что одна напившаяся уже баба, вышедши из кабака, упала на дороге и заснула, в то же время пьяный мужчина, проходя мимо, увидал лежавшую и обнажившуюся
